Эта блистательная концепция философа из Клазомен покорила мир, оторвав школы от грубой физики и чувственной метафизики. Преобразование, которое она внесла в политеистический натурализм и которое подготовило крушение его самых дорогих заблуждений, могло огорчить толпу, заменив космические силы, повсеместно обожествляемые, спиритуалистической теорией. Народ в негодовании говорил, что ему пытаются навязать новый принцип, веру, противоречащую принятым догмам, – словом, нечто вроде атеизма. Под этим предлогом учение Анаксагора, Сократа и Платона, доказывавшее необходимость высшего разума, могло быть встречено на улицах враждебно. Но оно было слишком истинным, чтобы не восторжествовать в школах. И его последовали как в Риме, так и в Афинах. А затем и апостол Павел пришёл представить тот же аргумент в философском городе:
«Бог, сотворивший мир и всё, что в нём, Он, будучи Господом неба и земли (Вселенной), даёт всему жизнь, дыхание и всё. Он создал людей, дабы они искали Его, не ощутят ли Его, ведь Он недалеко от каждого из нас. Ибо мы Им живём, движемся и существуем» (Деян. 17:24—28).
Христианство донесло этот аргумент до народов, не лишив его при этом ценности для философии. Выдающиеся мыслители и знатоки природы – Бэкон, Дерхэм, Реймарус и Бонне – находили его достойным самых возвышенных умов. Христианская теология долго восхищалась концепцией, которая раздражала теологию языческую; и под пером Фенелона этот круг идей, который в Англии называют физико-теологическим, породил самые красноречивые страницы французской литературы о следах Творца в Его творениях. Даже сегодня нельзя слишком увлекаться удовольствием от влияния этих столь возвышенных и чистых концепций. Сам Кант – Кант, который с такой строгостью подвел баланс доказательств за и против существования Бога, – не мог не сказать, что это доказательство заслуживает того, чтобы его всегда чтили, как самое древнее и самое ясное; как то, которое из всех наиболее соответствует разуму большинства людей, оживляя изучение природы и даруя новые силы.
Тем не менее, этот круг идей не имеет ничего категоричного, абсолютного, способного принудить к подчинению. Напротив, у него есть слабая сторона: он раскрывает нам лишь несовершенного, урезанного Бога, необходимого исключительно для физического мира. Однако религиозная душа требует не полубога, не относительного божества, не устрояющего материю разума – ей нужен полный, совершенный Бог. Духовный мир требует Бога духовного, нравственный разум человечества – Бога нравственного. И уже сейчас видно, что вся реальная сила этих доказательств, по сути физических, заимствована из более высокой спекуляции, из более глубоких рассуждений, из метафизических концепций.
Дело в том, что все физические доказательства становятся метафизическими по мере своего возвышения.
III. Метафизические доказательства
Они многочисленны по той причине, которую мы только что указали: все остальные доказательства становятся метафизическими, когда прослеживают их принципы вплоть до конечных оснований.
Наибольшую роль в философии играет идеологический аргумент, который обычно называют онтологическим. Существование Бога считается доказанным в нем, как только показано, что оно мыслится разумом с рациональной необходимостью.
Этот аргумент древний. Святой Ансельм, вдохновленный учением святого Августина, который, в свою очередь, опирался на Платона, сделал его знаменитым, изложив следующим образом:
