Во всяком случае, несомненно, что разум исследует существование духов, вера принимает его через откровение, и все религиозные системы также учат этому, так что никто не может игнорировать этот вопрос. Напротив, каждый должен дать себе отчёт о цели и происхождении, природе и свойствах, миссии и деяниях, отношениях и судьбе этого неопределённого множества существ, составляющих духовный мир вместе с нами, живущих под тем же верховным управлением и тем же законом, что и мы, подчинённых и согласованных согласно тем же замыслам и содействующих в бесконечности веков и миров осуществлению тех же целей.
III. Разнообразие и виды духовного мира. Семейства, классы, численности, организмы. Человеческий вид
Один английский учёный в своём примечательном сочинении («Essay of plurality of worlds») утверждал, что Земля, крупнейшая из планет Солнечной системы, – единственный обитаемый мир. Брюстер опроверг его в ещё более примечательном трактате («More Worlds than One, the Creed of the Philosopher and the Hope of the Christian», London, 1854). Знаменитый физик, пытаясь доказать, что в нашей планетной системе есть и другие обитаемые сферы, возможно, пролил на вопрос более яркий свет, чем любой из его многочисленных предшественников, но не положил конец спорам. Это доказательство, как и многие другие – как доказательство бессмертия души, как доказательство существования Бога, – и легко, и трудно, сила аргументов зависит от состояния умов.
Если допустить существование духовного мира, то принцип разнообразия в нём неизбежен. Подтверждаемый всем, что мы знаем о материальном и духовном мире, он не может быть подвергнут сомнению в отношении неизвестной части этого мира. И когда мы видим, что он запечатлён абсолютными чертами в сердцах известных нам нравственных существ; когда мы рассматриваем все оттенки организмов и способностей человеческого вида, мы не только не колеблемся допустить разные виды, но допускаем и неопределённое множество их. Разум пасует перед одной лишь мыслью о том, что он вынужден представлять себе в бескрайности Вселенной. Если в столь ограниченной сфере, как земной шар, богатство оттенков таково, что нет полного тождества даже среди духов одной семьи и совершенно схожего воспитания, как нет его и среди тел; если, напротив, каждое нравственное существование – подлинная индивидуальность, отличная от любой другой во всех отношениях, то как же составить себе ясное представление о полном богатстве оттенков на этих миллионах миров, почти все из которых обширнее нашего?
Никакого предела нельзя себе представить в количестве сфер, никакого нельзя допустить в числе видов и семейств.
Принцип, что существует столько же видов, сколько обитаемых миров, кажется натянутым, как и другой – что к ним прибавится столько же новых видов, сколько возникнет новых сфер или обитаемых областей.
Эти принципы обладают известной степенью очевидности. Распределение существ по разным местам обусловлено их естественными различиями.
Это, в свою очередь, неизбежно порождало бы оттенки в их духах, даже если бы те не были изначальными.
Один выдающийся современный антрополог склонен утверждать, что при создании каждого мира и в его особом развитии проявлялся одушевляющий принцип, индивидуальная душа. Но в туманности, на которой останавливается эта мысль – не объясняя ни природы предполагаемого принципа, не определяя его ни как материальный, ни как духовный, не связывая с ним никаких точных выводов – невозможно разглядеть её значение. (Perty, «Значение антропологии для естествознания и философии»).
