Философия уголовного права - страница 23

Далее, если ваше уголовное право не основывается на твердых началах, вы легко перейдете от крайней строгости к крайней снисходительности. Растроганные обманчивой жалостью, которая в сущности не что иное, как жестокосердие, обольщенные романической филантропией, которая часто не что иное, как скрытый эгоизм, вы лишаете общество всех его средств к защите, обезоруживаете правосудие и ослабляете закон; всегда готовые проливать слезы над судьбою виновного, вы будете безжалостны к честным людям. При таком ходе вещей общественный порядок будет скоро существовать только по имени. Порок и преступление, уверенные в том, что они везде найдут снисхождение, и покровительство, поднимут голову. Тогда явится необходимость устраивать частные общества, как это было недавно в Нью-Йорке, которые стали бы на место униженной общественной власти и обессиленных судов, или придется ходить вечно в полном вооружении, как средневековая аристократия, и тогда общее рабство будет следствием анархии и слабости.

Но не только личная свобода, не только общественный порядок, – сама нравственность, общественная совесть, находится в опасности, развращается и разрушается уголовным правосудием, не имеющим твердых начал или руководимым ложными принципами. Когда правосудие хочет обнять всю область нравственности, оно, наконец, доходит до того, что уничтожает всякое различие между уголовным законом и нравственным долгом. Но так как уголовный закон может поражать только видимое, то нравственность будет состоять в искусстве не быть пойманным, честным человеком будет тот, кого правосудие никогда не поймало с поличным, и тогда лицемерие станет на место религии и добродетели. С другой стороны, мера наказания будет тогда мерою нравственности деяний: деяние, строго наказуемое, будет считаться более преступным, чем деяние, наказуемое слабо, которое будет считаться простительной погрешностью; признаком же невинности или нравственности деяния будет считаться неупоминание его в Своде законов. Так, в нашем обществе украсть у миллионера ничтожную серебряную монету, находясь у него в услужении, или разбить стекло его шкафа считается преступлением, потому что так называет это деяние уголовный кодекс и назначает за него сообразное наказание. Напротив того, преступление, которое бывает причиною семейных раздоров и бесчестия, которое подкапывает основы нравственности и развращает общество, так же как и домашний очаг – прелюбодеяние, которое закон называет проступком и за которое можно отделаться заключением в тюрьму на несколько месяцев, считается у нас почти торжеством и украшением виновного; его наказание считается публичным признанием за ним очаровательных качеств, непреодолимой силы над сердцами, и пролагает ему путь к будущим победам. Лучше полная безнаказанность, чем такое насмешливое наказание, в особенности если принять во внимание материальные убытки для обманутого мужа. Но я еще возвращусь к этому щекотливому вопросу. Покамест я ограничиваюсь только общим указанием на некоторые самые дурные следствия наказательной системы, не основанной на разумных началах.

Еще другим путем уголовное право может стать средством порчи общественной нравственности, а именно, когда оно становится в прямой оппозиции к нравственному закону и к самым законным влечениям человеческого сердца; когда оно, например, старается привести виновного к признанию посредством свидетельства против него самых дорогих ему лиц, когда оно называет преступлением – как это делало наше прежнее законодательство – недонесение известных покушений, когда оно принуждает жену доносить на своего мужа, детей – изменять своему отцу, или даже когда оно насильно, под страхом наказания, хочет заставить признать дозволенным то, что запрещается природой, совестью или правилами религии. Таковы были следствия гражданской смерти, допускавшейся нашим законодательством и к счастью отмененной несколько лет тому назад одним из наших республиканских национальных собраний. Если бы Республика 1848 года ничего другого не сделала, то уже за одно отменение смертной казни за политические преступления и гражданской смерти история имела бы достаточно причин относиться к ней снисходительно. Прибавим здесь, что мысль об отмене смертной казни, клеймения и выставления у позорного столба была впервые высказана одним из знаменитейших мучеников итальянской свободы, Росси, в его сочинении Traite de droit penal.