Разговор на подобные темы продолжался в течение всего ужина и стал еще оживленнее, когда столовую покинули три присутствовавших дамы. Мистер Кеннеди высказался лишь раз, заметив, что, насколько он понимает, большинство в девятнадцать человек ничем не хуже, чем большинство в двадцать. Сказал он это очень мягко и как будто с сомнением; несмотря на такую кротость, на него не замедлил обрушиться Баррингтон Эрл, по мнению которого подобное малодушие было позором для либерального парламентария. Финеас немедленно ощутил презрение к мистеру Кеннеди за недостаточное рвение.
– Если мы хотим нанести им поражение, пусть оно будет сокрушительным, – сказал Финеас.
– Да, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – согласился Баррингтон Эрл.
– Пусть проголосует каждый, у кого есть мандат, – вставил Бонтин.
– Бедный сэр Эверард! – сказал лорд Брентфорд. – Его это, без сомнения, убьет, но, по крайней мере, округ останется за нами.
– О да, Лланруст останется за нами, – подтвердил Баррингтон, в своем энтузиазме не уловивший мрачной иронии лорда Брентфорда.
После ужина Финеас поднялся ненадолго в гостиную, страстно желая поговорить еще с леди Лорой – он и сам не знал о чем. Мистер Кеннеди и мистер Бонтин вышли из столовой раньше, и Финеас снова обнаружил первого стоящим за плечом хозяйки. Неужели?.. Мистер Кеннеди был холост, обладал огромным состоянием, великолепным имением и местом в парламенте, и ему было не больше сорока. Ничто не могло помешать ему просить руки леди Лоры – кроме, разве что, недостаточного количества слов в его распоряжении. Но неужели такая женщина из-за богатства и имения польстится на мистера Кеннеди, который не мог связать двух слов, не имел ни одной собственной мысли и едва походил на джентльмена? Так говорил себе Финеас. На самом деле, впрочем, мистер Кеннеди, хоть и не обладал ни привлекательной наружностью, ни какими-либо заслуживающими внимания чертами, всегда держался как джентльмен. Что до самого Финеаса, тот был ростом шесть футов и весьма хорош собою, с ярко-голубыми глазами, каштановыми волнистыми волосами и светлой шелковистой бородкой. Миссис Лоу не раз говорила мужу, что его ученик уж слишком красив – не к добру. Мистер Лоу возражал, что молодой Финн будто и не понимает своих преимуществ в этом отношении. «Скоро поймет, – отвечала миссис Лоу. – Найдется женщина, которая ему объяснит, и это его испортит». Не думаю, что Финеас в ту пору уже научился полагаться на свою привлекательность, однако ему казалось, что мистер Кеннеди заслуживает презрения леди Лоры Стэндиш хотя бы потому, что дурен собой. Да, она должна была презирать его! Неужто женщина, столь полная жизни, готова мириться с мужчиной, в котором жизни, казалось, не было вовсе? Но почему тогда он здесь и почему ему дозволяется стоять у нее за плечом? Финеас Финн начинал чувствовать себя уязвленным.
Впрочем, леди Лора умела мгновенно рассеивать подобные чувства. Она уже сделала это в столовой, пригласив его сесть рядом с собой в обход соперника, и сделала это снова, оставив мистера Кеннеди и приблизившись к Финеасу, который с угрюмым видом расположился поодаль.
– Вы, конечно, будете в клубе в пятницу утром после голосования, – сказала она.
– Без сомнения.
– Приходите после ко мне и расскажите, что думаете и как вам показалась речь мистера Добени. До четырех в парламенте ничего не случится, так что у вас будет время.
