С почтением и уважением,
Джейн Банс
Финеас уверил ее, что непременно вернется в комнаты на Грейт-Мальборо-стрит, если ему посчастливится найти их свободными, и выразил готовность занять их с первого февраля. Третьего февраля он вновь был на старом месте, где обнаружил, что миссис Банс с приобретенной в браке сноровкой умудрилась как удержать в доме мисс Паунсфут, так и отвадить супругу письмоводителя с ее чадом. Сам Банс, однако, встретил Финеаса очень холодно и сказал супруге тем же вечером, что, насколько он понимает, в вопросе о тайном голосовании на их жильца рассчитывать не приходится.
– Ежели он хочет приносить пользу, так зачем ездил к этим лордам в Шотландию? Мне все про это известно. И уж я-то вижу, кто чего стоит. Вот мистер Лоу – заправский тори и метит в судьи, а все же он куда лучше, потому как знает, что делает.
Сразу по возвращении в столицу Финеаса призвали на политическое собрание в доме мистера Майлдмэя на площади Сент-Джеймс.
– Мы, наконец, принимаемся за дело всерьез, – сказал ему в клубе Баррингтон Эрл.
– Рад это слышать, – ответил Финеас.
– Полагаю, в Лохлинтере вам все об этом рассказали?
В действительности ничего определенного Финеас не слышал. Он играл в шахматы с мистером Грешемом, охотился на оленей с мистером Паллизером и обсуждал овец с лордом Брентфордом, но разговоры со всеми этими влиятельными джентльменами едва затрагивали политику. Мистер Монк много говорил об избирательной реформе, но то были частные беседы, касавшиеся скорее собственных взглядов мистера Монка, чем намерений партии, к которой тот принадлежал.
– Я не знаю точного плана, – сказал Финеас, – но думаю, мы собираемся принять билль о реформе.
– Само собой.
– И полагаю, не будем касаться тайного голосования.
– В этом и сложность. Но мы, разумеется, его не примем, пока во главе кабинета мистер Майлдмэй. Он, как премьер-министр, никогда на такое не согласится.
– Так же, как и Грешем, и Паллизер, – свой главный козырь Финеас приберег на потом.
– Насчет Грешема я не столь уверен. Кто знает, чего от него ждать. Грешем способен на многое, мы это еще увидим. Планти Палл… – Таково было имя, под которым мистера Плантагенета Паллизера знали друзья. – Тот, без сомнения, поступит так же, как мистер Майлдмэй и герцог.
– А Монк против тайного голосования, – сказал Финеас.
– В том-то и вопрос. Он, конечно, согласился на законопроект без него, но если дойдет до противостояния и люди вроде Тернбулла станут его требовать, а толпа в Лондоне устроит беспорядки – не знаю, сохранит ли Монк твердость.
– Что бы он ни сказал, он от этого не отступится.
– Значит, вы теперь его человек? – спросил Баррингтон Эрл.
– Не уверен. Мистер Майлдмэй – наш глава; если уж я чей-то человек, то его. Но мистера Монка я весьма почитаю.
– Он поддержит тайное голосование хоть завтра, если на этом будут настаивать, – сказал Баррингтон Эрл мистеру Ратлеру через несколько минут, указывая на Финеаса.
– Я не жду многого от этого молодого человека, – заметил Ратлер.
В этом мнении мистер Бонтин и мистер Ратлер сошлись в свой последний вечер в Лохлинтере. Но почему тогда мистер Кеннеди отлучился с охоты, чтобы сыскать Финеасу пони? Отчего мистер Грешем играл с ним в шахматы?.. Мистер Ратлер и мистер Бонтин могли быть правы, решив не придавать личности Финеаса Финна большого значения, но Баррингтон Эрл ошибался, считая, что тот готов поддержать тайное голосование. Наш герой твердо знал, что никогда этого не сделает. Никто, разумеется, не может ручаться за свое мнение на всю жизнь вперед, но в нынешнем умонастроении и под влиянием мистера Монка он был готов доказывать и в палате общин, и вне ее, что тайное голосование как политический шаг – мера трусливая, неэффективная и разлагающая. Мистеру Монку нравилось слово «разлагающий», и Финеас с восхищением его перенял.
