– …нет никаких убедительных доказательств того, что родители обращались с ребенком жестоко, и если вы, миссис Коллинз, обещаете пройти курс психиатрической помощи, и если вы можете обеспечить Тимоти условия, чтобы он ходил в школу, я не вижу причины, чтобы лишить вас родительских прав…
– Нет! – закричала Джейн. – Вы не можете!
Она вскочила со стула. Тимми хотел, чтобы она села. Она выглядела так глупо в своем длинном платье, что висело на ней, как на вешалке, и в очках, сползших на нос.
– …также нет убедительных доказательств, что ребенок нуждается в посторонней опеке, мисс Фаркхар…
– Нет… – сказала Джейн упавшим голосом. Тимми видел, как она сжала руки, так что кожа стала совсем белой. Как лапки у Бутс. Он отвернулся.
– Неужели вы не понимаете, ваша честь? Тимми никогда не знал любви. Сейчас любовь для него означает боль. Но он не трудный ребенок, и со временем…
– Я огласил решение, – перебил ее судья. – У вас есть три дня, чтобы вернуть Тимми родителям, мисс Фаркхар. Дело закрыто.
Джейн сжала плечо Тимми. Ему это не понравилось. Ему не нравилось, как мать с отцом на него смотрят. Ему хотелось вернуться домой, к Мэриголд.
Этой ночью он взял ее с собой в библиотеку, где они устроились за диваном. Теперь Мэриголд позволяла ему брать себя на руки. Это было странное ощущение – нести такую тяжелую кошку, целиком сделанную из света. И еще она бледно светилась в темноте. В библиотеке было холодно – на ночь Джейн выключила обогреватель, – и пахло там, как не пахло больше нигде. Тимми нравился этот запах.
– Они сказали, что мне придется отсюда уехать, – сообщил он Мэриголд. – Вернуться к родителям.
– Я поеду с тобой, – сказала Мэриголд.
– Я знаю. Но мама снова меня ударит, и тогда мы опять убежим и отправимся в путь, и когда мы где-нибудь остановимся, отец найдет нас и побьет меня за то, что я снова не позаботился о маме.
– Но я буду с тобой, – сказала Мэриголд.
– Я знаю, – повторил Тимми несчастным голосом.
Только этого мало. Мэриголд уже мало. Как такое может быть?!
– Плохие мысли опять приходят, Мэриголд, – прошептал он. – Я хочу… – Он заплакал.
– Помнишь то хорошее чувство, когда ты разбил мою коробку? – спросила Мэриголд.
– Возьми меня с собой, в то безопасное место, Мэриголд! Забери меня от плохих мыслей!
– Я не могу, – вздохнула Мэриголд.
– Возьми меня в безопасное место в глубине твоих глаз!
– Я не могу. – Мэриголд взмахнула хвостом. – Но ты можешь, Тимми.
– Я боюсь, – всхлипнул он.
– Помнишь, как тебе было хорошо потом?
Мэриголд посмотрела на него. В темноте за диваном ее глаза были ярко-зелеными. И в глубине этих глаз Тимми снова увидел то доброе и безопасное место.
– Плохие мысли уже здесь, Мэриголд!
– Тебе нужна отдушина, – сказала Мэриголд голосом Джейн и вдруг заурчала, чего никогда прежде не делала. Ее урчание звучало почти как песенка. У этой песенки были слова, слова Мэриголд, которые были правдой: «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»
Тимми прокрался на кухню. Ножи были на месте – остро заточенные ножи для отрезания хвостов наглым мышам. Он взял два, по одному в каждую руку, потому что теперь ему больше не надо было нести Мэриголд, она сама радостно бежала за ним. Тимми и Мэриголд спустились в подвал. Тимми не был здесь с той, первой недели, когда они приходили сюда с Джейн смотреть котят. Плохие мысли тяжело наваливались на него, и ему было больно от них – так же больно, как и тогда, когда его бил отец…
