И вот однажды.
– Надо к нему обратиться по-немецки. Не признаёт другой речи, – сокрушается в очередной раз Лена, – спросите его: «Ви хайст ду?»
– Зачем же? – возразила пациентка, – мне рассказывали про его особенность. Я готовилась. Всю ночь учила стихотворение Гейне «Fichtenbaum». И начала декламировать.
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна…
Только не в переводе Лермонтова, и даже не в переводе Тютчева «На севере мрачном, на дикой скале»… А именно так, как написал Гейне: по-немецки.
С тех пор, предлагая пациентке поговорить по-немецки, Лена обязательно подчёркивает, что она шутит.
Николай Иванович Мухин к ночи так устал от забот по своему хозяйству, что заснул, не раздеваясь, на диване у телевизора, который даже включить не успел. Телефон свой сотовый он тоже не успел вынуть из кармана. В какой-то момент телефон под давлением отяжелевшего от физической работы тела непроизвольно начал набирать номера, записанные в контакте. Первым номером оказался номер телефона местного денежного воротилы, хозяина одного из городских рынков и арендатора парка Тимашева в Ташле господина Б.. А время-то уже было позднее: три часа ночи.
Николай Иванович даже не подозревал, что пока он не дует в ус в Ташле, в городе на тумбочке из красного дерева, стоящей у постели довольного своей жизнью шестидесятилетнего миллионера, или даже миллиардера (разве кто считал?!), разрывается по его милости модным среди определённых лиц хитом «Чёрные глаза» сотовый телефон, призывая хозяина проснуться и ответить на звонок наконец.
И хотя господину Б. очень не хотелось расставаться со сладким сном и вылезать из-под обнимающей его руки молодой супруги, он всё-таки нашёл в себе силы приподняться и ответить на звонок. Однако ответа он так и не услышал. Окончательно проснувшись и утратив надежду на сладость снов остатка ночи, он набрал ответный вызов, чтобы сказать… Впрочем, сказал он гневно только одну фразу, услышав в ответ «Мухин слушает»:
– Мухин! Ты меня будишь?
А в ответ услышал растерянное и обескураживающее:
– Нет, нет! Я буду не вас… У меня женщина есть…
– А это что за водка? – спросил Одноралов, разглядывая бутылочку, на которой была как будто знакомая этикетка… – Мухинка? Это же Путинка!
– Нет, это мухинка.
– Почему? Здесь же просто исправлены буквы. Вместо П подрисована М, а вместо Т – Х…
– Содержание тоже исправлено… Внутри именно мухинка.
– Странно…
– Ну, ты что, писатель, не знаешь, что значит «быть под мухой»?
– Ну, это ж не значит, что водка настоена на мухах?!
– Разумеется… Здесь вообще нет водки.
– А что ж это такое?
– Мухинка. Мухин готовит. Так что продукт мирового качества. Будешь?
– Ну, если сам готовит, то это, наверное, лучше, чем Путинка… Буду!
Едим в Тюльган. На УАЗике-буханке. Навстречу белый мерседес. С тех пор, как Ташла превратилась в клуб под открытым небом, здесь даже своя Рублёвка появилась. Обременённые счастьем богатства возжелали селиться
вблизи захудалых домишек художников и поэтов, которые задолго до ташлинского бума покупали свои домишки у основания той самой горы, где теперь подъёмник установлен для любителей горных лыж и сноубордов. Мерседес просигналил с просьбой остановиться. Что-то случилось?
– Говорят, где-то здесь есть Никольский родник. Не подскажите, где? – пожилой мужчина приоткрыл водительскую дверь.
– Ну, а что ж не показать, следуйте за нами.
Мы свернули с основной дороги. Грех не поделиться с кем бы то ни было прохладной водицей Никольского родничка.
