Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - страница 22

Патрик Шоу-Стюарт был самым настойчивым из ее кавалеров и умолял Диану переспать с ним, даже если позже она не согласится выйти за него замуж. Но больше всего уступок было сделано Даффу Куперу. Он был всегда под рукой: работал на государственной должности в Министерстве иностранных дел и имел иммунитет от призыва. Он казался Диане очень привлекательным, но почему – она сама не понимала. Он не был красив, как Рэймонд, у него была слишком большая голова, маленькие стопы и ладони, и он всегда смотрел себе под ноги, что придавало ему меланхоличный вид. В незнакомой компании он, пожалуй, даже производил впечатление тихони и нелюдима. Но среди близких друзей, особенно женщин, Дафф оживал, становился пылким и остроумным; в нем пробуждалось обаяние, оказывавшее на всех опасное действие.

Дафф обожал женщин и хорошо их понимал, так как был очень близок с матерью и сестрой. Он также гордился своими сексуальными похождениями и способностью одновременно крутить интрижки с девицей из кордебалета, титулованной дамой и женой известного художника. Но он давно твердил, что его идеалом была Диана, и еще до войны писал ей шутливые сентиментальные письма, в которых называл себя ее верным трубадуром: «Что до того, смогу ли я полюбить вас больше всех на свете – боюсь, это будет слишком просто. Я даже боюсь, что, если это случится, вы окажетесь жестоки и не смилуетесь надо мной».

Двадцать третьего июня 1914 года Диана получила от него очередное оригинальное послание, которое заканчивалось прощанием, оказавшимся, увы, пророческим, хотя тогда Дафф об этом не догадывался: «До встречи, дорогая, – надеюсь, все, кого ты любишь больше меня, очень скоро умрут».

Смерть всех, кого Диана «любила больше», действительно не заставила себя ждать: ребята, с которыми она танцевала и флиртовала до войны, один за другим погибали на фронте или получали тяжелые ранения. Дафф всегда был рядом и утешал ее, и вскоре она поняла, что не может без него обходиться. Он относился к ней с большой нежностью и в 1916 году написал: «Твое милое личико сегодня казалось таким грустным и осунувшимся… Мне захотелось остаться с тобой наедине и признаться, как сильно я тебя люблю». Он обнаружил, что пылкая страсть первых лет знакомства перерастает в более взрослую привязанность. В марте они вместе ходили в собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство; позже Дафф написал в дневнике, что Диана открыла его воображению «многое, чего он раньше не замечал… Находиться рядом с Дианой – неописуемое удовольствие».

Диана по-прежнему тосковала по Рэймонду, но постепенно начала влюбляться и в Даффа. Ее очаровывали даже его дурные привычки. Он злоупотреблял спиртным, играл в азартные игры и был неисправимым бабником, но ей нравилось скандалить с ним из-за этих его недостатков: после подобных ссор она испытывала приятное облегчение. Иногда ее тревожило, что ей не хватает пылкости, что она неспособна на глубокие чувства. Даже в моменты самых ожесточенных перепалок с матерью она редко кричала и хлопала дверью. Но когда они ссорились с Даффом, ее эмоции вырывались наружу бушующим чистым потоком, и это приносило ей удовлетворение; во время одной такой ссоры в 1915 году она даже ударила его и рассекла ему губу.

Безумство этой сцены ее возбудило, и еще сильнее возбудило последующее примирение. В общении с людьми Диана часто боялась, что ее вынудят открыться; детский страх показаться скучной и поверхностной до сих пор не давал ей покоя, и в обществе она предпочитала играть роль. Однако общаясь с Даффом, она не испытывала стеснения и ощущала уверенность в своей сексуальности, что случалось редко. Было очевидно, что он желает сближения с ней, но он никогда не навязывался, и это ее раскрепощало. Однажды он зашел к ней в комнату, когда она одевалась, готовясь к участию в «живых картинах» – популярном развлечении военных лет, когда красивые молодые женщины позировали в театральных костюмах и собирали деньги на фронтовые нужды. На Диане был расшитый кокошник и жемчужное ожерелье; Дафф попросил ее расстегнуть лиф платья, чтобы полюбоваться ею во всей красе в полураздетом виде, и она устроила ему спектакль, достойный Мод Аллан.