Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - страница 19

Диана, которая и до войны придерживалась гедонистических принципов «Порочного кружка», теперь и вовсе стремилась жить так, будто каждый день был последним. Каждый вечер, кроме тех дней, когда поступали срочные раненые, она выходила куда-то с друзьями – с теми, кто остался в Лондоне или вернулся на побывку с фронта. Пресса по-прежнему пыталась за ними следить, но в сентябре 1916 года один репортер в отчаянии написал: «Вы заметили, что в последнее время ничего не слышно о леди Диане Мэннерс, мисс Нэнси Кунард и их друзьях? Это не дело». Действительно, Диана с друзьями сторонились репортеров, так как большинство их развлечений военного времени были попросту незаконными. Так, Диана любила бывать в отеле «Кавендиш», который славился отсутствием правил и разрешал шумные пирушки и нелегальное употребление спиртного в неурочные часы [27]. В отеле часто случались полицейские облавы, и Диане не раз приходилось прятаться в садике и ждать ухода стражей порядка. В декабре 1915 года она чуть не оскандалилась: ее застали, когда она пила бренди в ресторане «Кеттнерс» после двадцати двух тридцати. Ее спасло вмешательство друга, Алана Парсонса, который замолвил за нее словечко перед сэром Эдвардом Генри, комиссаром городской полиции. Тот пообещал «не давать делу ход».

Диана понимала, что ведет себя рискованно, но иначе уже не могла: «опасность, беспутство, отчаяние» слишком будоражили и позволяли забыть об ужасах войны. В 1916 году она попала на весьма сомнительную вечеринку, устроенную одним американским актером; там она встретила Даффа Купера, и ее крайне позабавила его реакция. Он был потрясен, увидев ее среди «самых низкопробных артисток и танцовщиц кордебалета», и решил, что она, должно быть, была единственной девственницей из присутствующих. Но смущение Даффа лишь усилило ее удовольствие от рискованной игры; она беспечно ответила, что хочет проверить, как низко можно пасть, «не потеряв репутацию».

Самым экстравагантным проявлением гедонизма военных лет стали вечеринки Джорджа Гордона Мура, который тот начал устраивать для Дианы и ее друзей осенью 1914 года. Эти празднества были пышными до нелепости; бальный зал огромного особняка Мура на Ланкастер-Гейт всякий раз декорировали в новой тематике – цирк, Дикий Запад, эротические картины Обри Бёрдслея, «Русский балет». Даже столы напоминали произведения искусства – их украшали каскады пурпурных орхидей и деликатесы, которые в военное время мог достать лишь Мур с его бездонными карманами, – авокадо, черепаший суп, мягкопанцирные крабы.

Спиртное лилось рекой: водка, абсент, шампанское в неограниченном количестве (тогда еще считалось, что женщинам неприлично пить виски, даже за закрытыми дверями особняка финансиста). Танцевали под регтайм и тропические гитары гавайского оркестра, а продолжалась вечеринка до рассвета, когда подавали яичницу с беконом. Точнее, вечеринка заканчивалась, как только Диана решала, что устала и хочет домой; в этот момент Мур резко останавливал оркестр и выпроваживал прочих гостей.

Все знали, что Мур устраивает эти вечеринки только для нее, но мало кто понимал, насколько сложными и компрометирующими стали их отношения. В первые месяцы войны влияние финансиста существенно усилилось. Деньги текли к нему из таинственных источников; по слухам, ему принадлежали коммунальные предприятия в четырех американских штатах, Канаде и Бразилии. Богатство обеспечивало доступ в высшее общество. Мур был близким другом сэра Джона Френча, главнокомандующего британскими войсками во Франции, с которым они жили под одной крышей