– Да давеча вон, в прошлом месяце приезжали мои золотинушки…
Соседка вздыхала, качала головой, глядя на Валентину, как на полоумную, да и спешила по делам.
А как приезжала дочка Вальки, соседка весь свой трепет, как есть, выкладывала ей – Рите.
– Нина Алексеевна, а вы ничего такого за мамой не замечали? – выдержав паузу, но как бы невзначай, спрашивала Рита.
– Ты о чём, Риточка? – заглядывала в лицо соседка, стараясь разглядеть в глазах вопроса дополнительные смыслы.
– Да я так… А у вас такие цветочки симпатичные!..это как их – крокусы? – переводила разговор на другую тему Рита.
– А ты надолго, али погостить на часок-другой? – спрашивала Нина, направляя на стол варенье к чаю.
– До вечера побуду. Завтра же на работу. Ладно уже, побегу я… Я ж маме сказала, что на минутку к вам, а сама…
– Да я ж чай нагрела, стакан-то хоть выпей…
– Не-е, тёть Нин, побегу. Спасибо вам. Вы, если что – звоните мне…
Рита совала под сахарницу денежку, и опускала глаза.
– Ой, да ну что ты, Риточка, мы ж как родные… – произносила второпях Нина и направлялась первой в прихожую, поворачивая ключ в двери, – А по вечеру, так может ко мне вместе с маменькой-то приходите, я пирожков настряпаю.
Рита для приличия кивала головой и исчезала за дверью.
А дома мать хлопотала у плиты и, рассовывая продукты и вещи по полочкам и шкафам, приговаривала:
– Вот зачем столько всего навезла? Куда я это всё дену… А чего Серёжа не приехал?
Это она спрашивала больше для порядку. Зять не любил навещать тёщу. С Ритой жили они уже десять лет. Серёжа оказался прирождённым бизнесменом. А ещё повезло ему, как говорила Рита. Его отец при Союзе был комсомольским шишкой. А как всё развалилось – вовремя подсуетился, и при перестройке сумел-таки хороший куш у себя оставить. С этого и достаток пошёл. И это же стало подпорой для образования сына. А после женитьбы они с Ритой благоустроили своё гнёздышко, по заграницам много ездили. Рита тогда всё говорила: – Не переживай, мам, вот накопим много денег, тогда и о ребёночке подумаем.
Не нравилась такая политика Валентине, но встревать в дела молодых она не смела. Глядела на взрослую дочку, и внутри еле стон сдерживала. Благоговейный такой стон, жалобливый, который она испускала ночами в подушку. А в дни пенсии торопилась накупить сладостей побольше, да раздать всем детям в округе, как будто вину свою за дочкино детство заглаживая. И всё чаще вспоминала, как в восьмидесятых…
Риточке было около пяти лет. Валентина «по собственному» ушла с завода. Не платили совсем. Рабочие места сокращались, жильё обесценилось. Люди бросали квартиры и уезжали – кто куда мог, по средствам: кто на историческую родину, а кто в область. У Валентины выбор был небольшой – либо под сокращение, либо по собственному. Да и перспектива отъезда– только в ближайший город. Квартиру пробовала продать – не получилось. А совсем за бесценок – так её итак займут. Собрала нехитрые пожитки, и с маленькой Ритой уехала в областной центр. Только там и было – к кому. Старые родственники встретили хорошо. В первый же вечер закатили вечеринку по поводу встречи. Пётр – сродный брат – с открытой душой приветил сестру. Аньке – жене своей представил Валентину, как полагается – с хвалебными речами, вспоминая, как в детстве он её на каникулах от всех защищал. На кухне усадил Валентину на табурет, одним махом сдвинул с края стола грязную посуду и продолжил:
