Уже дойдя до порога, он задержался на мгновение и тихим голосом предостерегающе прибавил:
- Я уж не говорю о людях...
Оставшись одна, Анния какое-то время не двигалась с места. Обхватив голову обеими руками, она крепко сжала виски, в которых биение её сердца отдавалось точно удары молота о наковальню. Сейчас она была похожа на человека, у которого едва не выбили из-под ног твёрдую почву.
Но вот она сделала глубокий вдох, выпрямилась; лицо её стало суровым, губы решительно сжались.
Нет, ошибается тот, кто полагает, что меня испугают угрозы, - сказала она себе, - и что я сдамся без боя! Я ещё сумею отстоять свои права на эту землю!..
Сгущались ранние осенние сумерки. Анния зажгла огонь в лампионе и какое-то время неподвижно стояла у раскрытого окна. Ни единый звук не доносился из темноты, и, глядя в лиловое небо, Анния ощутила, как и на неё снизошёл, избавив от тревог и дурных предчувствий, благодатный покой.
Таблиний - примыкавшая к атрию ср. комната, рабочий кабинет хозяина дома.
Кубикул - спальные покои в римском доме.
Эргастул - домашняя тюрьма для провинившихся рабов.
Домина (лат.) - госпожа.
Атрий - главное помещение в рим. доме, внутренний двор с колоннадой.
Пракситель - др.-греч. скульптор 4 в. до н.э.; в образе Афродиты Книдской создал одну из первых скульптур обнаж. богини любви.
Имплювий - бассейн для стока дождевой воды во внутреннем дворике.
3. Глава 2
Как быстро минуло лето! Странно, но кажется, будто с каждым прожитым годом оно становится всё короче. А может, сама жизнь, когда человек взрослеет, проходит быстрее? Грустно... И эта осень, а за нею и зима – они тоже ненадолго: и в этом, наверное, есть своя мимолётная прелесть. Ведь ожидание весны всегда так приятно, так интригующе волнительно... особенно когда тебе всего семнадцать лет!..
Так размышляла Сильвия, сидя верхом на золотогнедом жеребце по кличке Ксант, подаренном ей матерью два года назад.
Солнце уже садилось, и его последние лучи, догорая на ясном небосводе, золотили верхушки деревьев – направо и налево одной сплошной стеной стоял лес. Тропа, по которой шёл золотогнедый, всё суживалась – и деревья надвигались тёмной стеной, словно толстые колонны в храме. Сухие чёрные шишки трещали под копытами Ксанта; в воздухе поднимались, словно из невидимых курильниц, ароматы древесной смолы и хвои. Здесь, в лесу, под сводами старых деревьев, тень от которых с наступившими сумерками становилась глубже, дыхание осени было ощутимей, нежели на открытом, вбиравшем солнечное тепло просторе или на городских форумах, где камни мостовых оставались горячими до наступления ночи.
Услышав журчание ручейка, Сильвия остановила Ксанта и спрыгнула на землю. Наклонилась над родником и, зачерпнув полные пригоршни, с наслаждением выпила холодной, прозрачной, как слеза, воды; затем выпрямилась и запела чистым высоким голосом:
- ... Там вода с высоты льётся студёная,/Голубеющих лоз – всходов кормилица...*
Напоив и потрепав по холке коня, Сильвия взяла его под уздцы и повела за собой. Она шла быстро, опустив голову, и думала. Когда она была ребёнком, люди вокруг неё говорили о том, что прежде жилось веселее и что теперь радости убавилось, а забот и тревог стало больше. Вот её мать чувствовала себя всегда спокойной, и сердитой Сильвия её никогда не видела. Что бы ни случалось, какое бы несчастье ни постигало её саму или близких ей людей, Анния всегда сохраняла невозмутимое спокойствие и незлобивость. Эта же черта характера – почти детская незлобивость – была присуща и самой Сильвии.
