Флориендейл. По краю земли - страница 12

Отчаявшись уснуть, он просто лежал и слушал доносившуюся сквозь приоткрытое окно глухую перекличку ночных птах, шебуршание свиней в подлеске, далёкое повизгивание всякой мелюзги у озера. Наверное, зверью сейчас не легче, чем людям или травникам. Айлек вздохнул.

Марель приподнялась на одном локте – её кровать не скрипела. Хорошая была кровать, её сделали в подарок, когда они с Сэльмаром объявили, что будут жить отдельно.

– С днём рождения! – прошептала Марель и поманила его рукой.

Айлек растянул губы в улыбке, но вышло криво и неубедительно. Осторожно, стараясь не шуметь, он поднялся с матраса и пересёк комнату. Марель ждала, прислонившись к подоконнику: такая бледная, такая беззащитная в лунном свете. Айлек знал, конечно, что она уже взрослая, на три года старше его, но по-прежнему видел в ней хрупкую девочку, какой она была прежде, ещё до рождения близнецов. Он присел на краешек постели, и Марель тут же подалась к нему, крепко обняла и потрепала по голове.

– С днём рождения, братец, – повторила она.

– Ты разбудишь мелких, – укорил её Айлек.

Здорово было сидеть с ней вот так, совсем как раньше, когда их было только двое.

– Что ж, разбужу, значит, снова будем укладывать. Всё равно не уснуть.

Сестра отпустила его, и Айлек был вынужден отстраниться.

– У меня нет подарка, – с сожалением сказала Марель. – Но Сэльмар обещал принести что‐нибудь подходящее, и я вырежу тебе оберег.

Обереги Марель делала лучше всех в общине. Правда, дома их скопился уже целый мешок, начиная с самых корявых, десятилетней давности. Айлек поджал губы. Значит, Сэльмар скоро вернётся… И что ему, Айлеку, с очередного оберега?

– Я в этот раз тебе на любовь заговорю, – настаивала Марель. – Такого у тебя ещё нет, правда?

На любовь? Смешно… Айлек повернулся к луне, надеясь, что серебристый свет смягчит и разгладит черты его лица, сгонит с него хмурую печаль, да поскорее, пока Марель не заметила. Луна зависла над самой землёй и казалась огромной, как бывает только в августе. В зимние месяцы, когда она уменьшалась, на небе показывалась вторая луна, тёмная и не такая чёткая. Айлек пристально рассматривал серые полосы и завитки на обманчиво плоской поверхности. Хотел бы он знать, что там, на обратной стороне луны. Но шагнуть за край было нельзя и даже заглянуть невозможно. Недопустимо. Немыслимо…

Он вздрогнул, почувствовав прикосновение руки Марель. Сестра указала на дверь. Айлек мотнул головой. Он хотел и в то же время боялся оказаться с ней на улице в этот час, когда вся община спала и только эта луна могла подсмотреть за ними. Но выбора не было – если Марель что‐то предлагала, он всегда слушался безоговорочно.

Стараясь не шуметь, они выбрались наружу. Марель успела склониться над близнецами – убедиться, что они крепко спят, – и надеть сандалии. Айлек вышел босиком. Он с отчаянным удовольствием зарывался пальцами ног в колючий песок и терпел покалывания сухой травы о голые ступни. Для травников с их тонкой и чувствительной кожей эти ощущения были неприятны, и никто, кроме Айлека, не отваживался ходить по тропинкам без обуви.

Марель тихо подошла ближе и прислонилась к его плечу. Какое‐то время они оба молчали – обычно это была уютная, смиренная тишина между ними, но сегодня опасные слова так и рвались с языка.

– Ты довольна своей жизнью? – проронил Айлек. – Счастлива?

Марель усмехнулась.

– Какой странный вопрос, Айлек. Ведь я у себя дома, здесь мой народ, мои родные. Мы растём вместе, и наши корни крепки.