Флотская Юность - страница 4

Пили в основном красное крепленое вино, иногда белое… Предпочтение отдавалось портвейну «Южнобережному», портвейну «777» – в народе «три семерки»,

«Агдаму» или, в крайнем случае, шел «Вермут» – «вермуть», с ударением на втором слоге

«муть», как мы шутили. Под сигареты и вино, кружившие головы, велись интересные,

временами задушевные разговоры…

Заканчивался 1967 год. Год моего окончания средней школы. Год, когда страна

грандиозным парадом отметила 50-летие Октябрьской революции, официально перешла на

пятидневную рабочую неделю с двумя выходными, когда началось телевещание с Останкинской башни – самого высокого на тот момент сооружения в мире, когда из телецентра на Шаболовке стало вещать цветное телевидение и был налажен серийный выпуск цветных телевизоров, а на экраны вышла веселая кинокомедия «Кавказская пленница», до сих пор пользующаяся у зрителей фантастической популярностью…

К слову сказать, именно в этом 1967 году на Западе в закусочных «Макдоналдс» впервые появился бутерброд «Биг-Мак». Он стал настолько популярен, что по нему со временем стал

определяться паритет покупательной способности в мире – индекс «Биг-Мака».

Быстро пролетела недолгая южная зима 1968 года, и наступила весна. Я начал готовиться к поступлению в Военно-Морское инженерное училище. С детства я знал свое призвание. Отец мой был морским офицером. Жизнь моя проходила в приморских городах, где базировались корабли, на которых служил отец, а когда чтение стало любимым занятием, книги о море и кораблях стали моим любимым чтением.

Родился я в городе, который раньше назывался Императорская Гавань, на берегу Татарского пролива, отделенного островом Сахалин от просторов Тихого океана. Родители вспоминали, что после выписки из родильного дома маму и меня – новорожденного – доставили домой на полуостров Меншиков командирским катером. В каюте было душно, и мама, держа меня на руках, вышла на палубу подышать. Погода была ветреная, катер качало, и брызги, срывавшиеся с гребешков волн, попадали на меня. Так, во время своего первого в жизни путешествия я, как шутили мои родители, «оморячился» – омыло меня, что называется, в морской купели тихоокеанской волной.

В этом было что-то мистическое. Не каждому новорожденному суждено первые в своей жизни часы провести на командирском катере, по пути к дому – базе торпедных катеров. Не «судеб ли морских таинственная вязь» уже тогда начала плести узоры, сплетая из них мою будущую, связанную с флотом, судьбу?

Вырос я в семье флотского офицера, поэтому вопроса «кем быть?» для меня не существовало. Еще в дошкольном возрасте я уже бывал у отца на корабле и отлично помню, какое впечатление произвел на меня эскадренный миноносец.

Вообще, первое, что поразило меня – мальчишку – на корабле, это то, что все самые обыденные предметы были огромных размеров: литую телефонную трубку я еле мог поднять, она весила как гантеля. Один из гаечных ключей, которым работали матросы, был с меня ростом, а огромные звенья якорной цепи, казались цепочкой великана.

Я не боялся высоты и вместе с матросами, которые меня, конечно, подстраховывали, взбирался по скоб-трапу на верхотуру командно-дальномерного поста. Моряки усаживали меня в металлическое кресло и начинали гонять по кругу башню КДП, катая меня словно на карусели.

После команды по корабельной трансляции: «Провернуть механизмы вручную, электрическую, гидравликой!» я спешил в рубку торпедного аппарата. Внутри было два металлических кресла, одно из которых при проворачивании бывало свободным, так как матрос проверял что-то снаружи. Я усаживался рядом со старшиной, он разрешал мне надеть на ребячью голову настоящий шлемофон, в наушниках которого слышались шорохи, какие-то звуки, команды… Я брался руками за штурвал управления торпедным аппаратом, представляя, что веду бой.