Я не большой мастер рисовать на компьютере, но соглашаюсь, поскольку многого от меня и не требуется, справлюсь.
– Что рисовать будем? – интересуюсь я, хотя примерно уже представляю, Стеша не любит мрачных красок, на каждой картине должно быть солнце, как же иначе, ведь солнышко её любит, и оттого и волосы у Стеши такие яркие и солнечные.
– Давай травку рисовать, – руководит ребёнок, удобно устраиваясь у меня на коленях и кладя свою миниатюрную ладошку на мою руку, управляющую компьютерной мышью, так что получается, что мы рисуем вместе. Иногда наши руки меняются местами, и Стеша водит непослушной и ныряющей из стороны в сторону мышкой, старясь усмирить её и нарисовать ровную линию. Это получается с трудом, мышка велика для её маленькой ладошки, и трава похожа на неровные зубы улыбающегося дракона.
– Надо мягкую траву, о такую уколоться можно, – критически высказывается она, и мы сглаживаем особо непослушные и острые выступы, а потом заливаем всё изумрудно-зелёным цветом, чем и хорош компьютер – любой, даже самый примитивный рисунок делает сказочно ярким.
– Теперь посадим цветочки, – руководит Стеша, – розовые, жёлтые и… – задумывается она над цветовой палитрой, – фиолетовые.
Это её любимый цвет – фиолетовый, цвет её фантазии. «А у меня какой цвет фантазии? – задаюсь я вопросом, хотя никогда прежде не предполагала, что фантазия имеет цвет. – Золотисто-жёлтый, наверное».
– Давай же рисовать, Бабочка, – возвращает меня к реальности ребёнок, ёрзающий у меня на коленях от нетерпения, и удовлетворённо хмыкает при появлении каждого нового цветочка, от которых уже пестрит наша картина.
– Теперь солнышко, – командует она, – и пусть улыбается.
Я рисую круг, от него идут лучи во все стороны, заполняя оставшееся пространство рисунка. Потом две маленькие запятые – глазки, ещё две запятые – приподнятые в удивлении брови и улыбку до ушей, ещё веснушки. Для меня солнце всегда ассоциируется с веснушками, я же рыжая, вот пусть и солнце будет таким же.
– Бантики нарисуй, – просит Стеша, – как у меня.
Мы рисуем смешные розовые бантики. Не удержавшись, я пририсовываю солнцу длинные ножки в башмачках и смешные ручки, так, что оно становится похожим на Пеппи Длинныйчулок.
– А ножки зачем? – удивляется ребёнок.
– Чтобы по травке ходить, – отвечаю я первое, что приходит в голову, дети очень логичны в своих рассуждениях, хотя нам часто кажется, что это не так. Немного подумав, Стеша соглашается, хотя это и не входило в её планы.
– Надо ещё сердечки нарисовать, – неожиданно сообщает она.
– Какие сердечки? – не понимаю я.
– Такие, как бабочки, пусть летают над цветочками, – получаю я немедленное пояснение и сама уже удивляюсь абсурдности своего вопроса: действительно, какие же ещё могут быть сердечки.
Рисунок готов, но Стеше уходить не хочется, и она предлагает:
– Давай посмотрим наши рисунки.
Я открываю электронную папку с рисунками, и мы смотрим: вот солнышко спит в гамаке, вот весенняя открытка, а это солнышко и луна одновременно, точно на изображениях индейцев майя. Стеша критически разглядывает рисунки один за другим и остаётся довольной. Можно идти пить чай с конфетами, от которых вырастают крылышки.
За столом уже говорят о детском саде, и каждый старается вспомнить название того, в который когда-то ходил сам. Как ни странно, но почти все вспоминают: «Колобок», «Ёлочка», «Грибок»… А мне на память неожиданно приходит рассказ моей мамы о том, как её в возрасте Стеши отдали в детский сад, а она, свободолюбивая по натуре, при первой возможности сбежала, добралась до дома никем не замеченной и спряталась под родительскую кровать. Мамин характер унаследовала моя дочь – тоже стрелец и борец за справедливость, а вот Стеша – скорее мой, а может быть, и нет, это не так важно. Жизнь никогда не создаёт копий.
