Шкаф опять помолчал, точно сверяя сказанное со всеми теми впечатлениями, которые накопил за свою долгую жизнь, и боясь что-то перепутать.
– Ну родился и родился, сначала всё в кроватке лежал, и я его не видел, потом ползать начал. Подползёт ко мне, сядет на пол и давай крутить маленькое бронзовое колёсико. Это у меня накладки такие по краю двери идут, вот он и нашёл то, что не закреплено, и крутил своими крохотными пальчиками. Потом уже, как подрос, стал за ручку ящика дёргать, всё ему не терпелось внутрь заглянуть. Да куда там, ящики у меня тугие, да и бельём нагружены, их и взрослому человеку вытянуть непросто. Вскорости он уже и до двери доставать стал.
Я слушала эту странную историю и старалась представить человека в форме инженера, запечатлённого на одном из снимков в семейном альбоме вот таким маленьким и забавным карапузом на четвереньках, но у меня ничего не получалось. Слишком сложно оживить в воображении того, кого ты никогда не видел, не слышал интонаций его голоса, и все твои впечатления ограничиваются снимком в фотоальбоме.
– Теперь вот маленькая девочка появилась, смешная непоседа, но добрая. Заметила недавно, что голос у меня осип, так на прошлой неделе леденцов мне в ящик напихала. Могла бы сама съесть, так ведь нет, мне подложила. Отец нашёл, начал на неё ругаться, они ему носки склеили. Кх-кх-кх, – то ли рассмеялся, то ли закашлялся старый шкаф, приоткрыв высокую дверку с витражными стеклами, и в свете настольной лампы они загадочно сверкнули, точно стёкла очков.
Я шевельнулась на диване, меняя положение, и спугнула говоривших – шкаф и витринка замолчали, притворившись самыми обычными неживыми предметами. Так что я не знала, что и думать – приснилось мне всё это или привиделось.
Утром в комнату прокралась Стеша и пристроилась рядом со мной, пытливо разглядывая старый шкаф, точно доктор, который одним взглядом может определить, здоров пациент или болен.
– Стеша, ты что, леденцы лизнула перед тем, как в ящик положить? – спросила я, догадавшись о причине, по которой склеились папины носки.
– Откуда ты знаешь? – прошептал ребёнок. – Шкаф рассказал?
Я отрицательно покачала головой, не желая, чтобы на честный старый шкаф пало нехорошее подозрение.
– Сама догадалась.
– Да, – призналась Стеша, – очень хотелось попробовать, мятные ли они, а то ведь от кашля только мятные помогают.
– Ну и как? – полюбопытствовала я.
– Мятные! Ты разве не слышишь, шкаф больше не кашляет, выздоровел.
В это время другая дверка шкафа беззвучно приоткрылась, точно оттопырились уши, и теперь казалось, что шкаф прислушивается к тому, что о нём говорят.
Стеша соскочила с кровати и зашлёпала босыми ногами по полу. Подойдя к шкафу, притворила обе его дверки, издавшие при этом недовольное поскрипывание.
– Подслушивать нехорошо, – ласково наставляла она старый шкаф, знавший не одно поколение маленьких девочек и мальчиков, – ушки могут заболеть.
Я смотрела на огромный платяной шкаф и на маленькую девочку, поглаживающую пальчиками его полированный бок, и думала: как всё-таки хорошо, что есть старые вещи, которые хранят наши традиции и порой, даже незаметно для нас, напоминают о них самим своим присутствием в доме. О чём в это время думал старый платяной шкаф, я не знаю, но догадываюсь, что о чём-то очень хорошем, судя по тому, как нежно подрагивали и мерцали в свете утреннего солнца разноцветные стёклышки его дверей.
