– Можно вспомнить – как примешь даже первый стакан зелья, вскоре захочется покурить, даже при нормальной закуске.
– С опиатами, Толя, то же самое, но интенсивней. Наркоман, бывает, сигарету зажжёт, начнёт дымить и уж после вставляет иглу в свою вену. Здесь, несомненно, играет роль и психология, но большее значение имеет физиологическая взаимосвязь. Как влияет алкоголь и опиаты, в том числе героин, на капилляры – основные кровеносные сосуды?
– Первоначально расширяют, – поведал Евгений Андреевич.
– Да, а как действует никотин на кровеносные сосуды?
– Неужели сужает? – предположил Владимир.
– Абсолютно правильно. И что же получается, когда человек пытается покончить с героином или алкоголем, но продолжает курить? – озадачил всех очередным вопросом Василий Павлович.
– Сосуды сужаются после покурки, и организму приходится вспоминать или придумывать, как их расширить и восстановить до нормального состояния, – живо откликнулся Анатолий.
– Поэтому никотин и курение табачных изделий является в данном случае, провоцирующим фактором, – сделал вывод Василий Павлович.
– Табак, папиросы, сигареты – провокаторы, – возмутился Анатолий. – Срочно окончательно бросаю курить, на!
– Шутки шутками, но никотиновая зависимость чаще всего является базовой фундаментальной, поскольку с никотином маленький ребёнок обычно знакомится раньше, чем с другими ядонаркотиками – алкоголем, героином, кофеином и остальными. Маленький ребёнок с рук матери видит облака табачного дыма, ощущает запах дыма или даже вкус никотина, когда его целует близкий курящий родственник. Поэтому и прощание с никотином – дело более важное и сложное, но освобождаться от никотинового рабства следует обязательно, иначе табак опять притянет остальные наркотики. Все взаимосвязано, взаимообусловлено, детерминировано, и если вы хотите заканчивать дурные привычки, лучше заканчивать со всеми одним махом, – подвёл итог Василий Павлович. – Надо с добротой заботиться о своём уникальном организме и проявлять постоянное каждодневное попечение о нём, так ведь, Иван Сергеевич?
– Ясное дело, и священное писание много говорит по этому поводу, и создан-то человек по образу и подобию Божию.
Зашли ещё двое клиентов наркодиспансера. Один из них был совершенно сухой – блокадного вида дистрофик с глубокими резкими морщинами на лице; на вид ему около пятидесяти пяти.
Задымив папиросой «Беломорканал», глядя на чёрную решётку в чёрном окне, он произнёс, обнажая коричневые от никотина зубы:
– Могуче кричит, и теперь уже уснуть можно только после завтрака.
– Точно, – понимающе согласился мужчина с печальными глазами.
– Уже много раз я посещал эту обитель, – посетовал дистрофик. – Подшивался, кодировался и всё бесполезно, потому как чуть попадёт за воротник – и пошло-поехало безостановочно. Раньше утром после завтрака нас выгоняли на улицу убирать территорию; у каждого лечебного отделения был свой определённый участок. Ровно в десять часов подъезжал автобус, и нас всех развозили по предприятиям: на завод Козицкого, на офсетную печать, на «Севкабель». С Козицкого привозили обрезки фанеры, на ней ножом вырезали рисунки, затем обжигали и продавали у метро. На бутылку эти произведения искусства тянули, но самыми посещаемыми были аптеки и парфюмерные отделы.
– Выходит, это вы себе брали тройной одеколон, а для дам «Ландыш»?
– Да, Толя, а к утру пузырьков пустых был опять полон двор, и утром нас вновь выгоняли их собирать. Такая вот была трудотерапия. На «Севкабеле» считался трёхмесячный ЛТП; оттуда привозили ночевать, а утром опять на смену. Женщины в отведённом помещении прямо в ГНД на швейных машинках строчили постельное белье. Собирали картонные коробочки для мелков и карандашей. Славные были времена: выписываешься, а тебе ещё и денег дают – одну треть от заработанного. Но выписываться ранее сорока пяти дней можно было только при крайних обстоятельствах и если приезжали родные и просили об этом.
