– Я всегда восхищался вами, генерал. Но сегодня… вы находитесь не на той стороне. Ваш господин не стоит таких слуг. Я прошу вас… мы можем развернуться прямо сейчас.
– Это было бы слишком просто, не так ли?
– Сегодня вы упомянули Хромца. Но он не придёт в эти слишком отдалённые и бедные земли. Бедные – в сравнении с тем миром, который он считает своим. Возможно, пришлёт пару своих особо оголодавших беков – разграбить окраины.
– Вам прекрасно известно, как он относится к вашему хану…
– …и поэтому я вижу себя на службе Московского князя. Тохтамыш падёт вслед за Мамаем; может быть, наоборот, – но нам-то какая разница, кому служить? Любому государю нужны хорошие мечи. А вы, генерал, лучший из всех, кого я знаю.
Определённо, в этом мире я – крайне значительная фигура. Впрочем, чему удивляться – это же моя инсценировка.
– Именно поэтому я не могу поехать с вами, генерал Едигей. Возможно, мы поговорим об этом позже. Если останемся в живых, разумеется.
– Я постараюсь. Начну с того, что не стану попадаться вам на поле боя, генерал.
Коротышка отсалютовал, развернулся и рысью двинулся обратно. Я остался на месте. Сопровождающие почтительно ожидали в полусотне шагов. Туман практически рассеялся. Обе армии пришли в движение, гул нарастал; в нём сливались конский и человеческий топот, ржание и выкрики, лязг металла и скрип повозок. Пробившиеся лучи солнца осветили бесчисленные знамёна и хоругви, отразились тысячью бликов от доспехов и оружия. Тут и там над клубами пыли поднялись леса копий.
Торжественные приготовления к бойне…
Близкий топот копыт вырвался из общего шума. Я оглянулся. На нас, потрясая копьём, мчался одиночный всадник. Непохоже, что он торопится доставить забытые вещи.
– Сбить его стрелой, генерал?
Я покачал головой и развернулся. Если это вызов, то кому, как не мне его принимать?
…Вообще говоря, не слишком ли ты вошёл в образ, приятель?
На встречных курсах мы сближались быстро; через считанные секунды я разглядел, что противник огромен, как грёбаная гора, а конь под ним – настоящее чудовище. При этом сам я был в облегчённых «посольских» доспехах и, естественно, не имел оружия, кроме меча. Копьё огромного всадника оказалось огромной дубиной, кольчуга была надета на чёрный балахон, вроде рясы.
До столкновения не оставалось и десяти метров – я прикинул, что в последний момент смогу уклониться влево и рубануть его через плечо.
Оскалившись, великан с размаху огрел моего коня дубиной по черепу. Про общество защиты животных он явно слыхом не слыхивал. С коротким ржанием бедное животное рухнуло на передние ноги. Я перелетел через его голову и всем телом впечатался в твёрдую степную почву. Протолкнул пару слов сквозь набитый пылью рот. Перевернулся на бок, высматривая победителя первого раунда.
Громила сделал круг, вопя и размахивая окровавленной дубиной. Перехватил её поудобней и, набирая скорость, двинулся ко мне. Размахнулся. Свесился в седле.
Я продолжал лежать на боку, следя за ним одним глазом и напрягая левую руку.
Никому не советую недооценивать нас, монгольских генералов.
В тот момент, когда дубина, рассекая небо, пошла вниз, я спружинил, вскакивая на ноги. Тот же самый приём, только без лошади. Рубить пришлось снизу вверх, меч прошёл сквозь рёбра, наткнулся на позвоночник и вылетел из рук. От толчка я потерял равновесие и, уже лёжа, проводил оппонента взглядом. Он выронил своё оружие и обвалился на шею лошади; руки болтались, кровь заливала правый бок.
