– Ваше право, друг мой, – зло засмеялся Иван Андреевич. – Только не забудьте указать, что, убоявшись бунтовщиков, ваша комиссия проводила следствие подальше от беспокойного Яицка, в спокойном во всех отношениях Оренбурге!
– Я не обратил бы внимания на то, как вы обходились лично со мной, – жестко продолжал полковник. – Но я не могу молчать, как вы относитесь ко мне как к лицу государственному! А вы не боитесь, что в Оренбурге может случиться то же самое, что и в Яицке?
– Нет.
– Позвольте спросить – почему?
– Потому что наши казаки – люди смирные и законобоязненные.
– Но вы тоже не больно-то жалуете их «волей»? Да и поборы мало уступают яицким.
– Это ваши жалкие домыслы, милейший.
– Я уезжаю, а вы остаетесь, – улыбнулся полковник и протянул копии документов. – И молите Бога, чтобы не оказаться в шкуре ныне покойного генерала Траубенберга.
Неронов учтиво поклонился и вышел за дверь.
– Этот мерзавец меня оскорбил! – воскликнул Иван Андреевич, выпучив глаза. – Но ничего, я сейчас сам отпишу в Петербург относительно его чертовой комиссии.
* * *
Капитан Барков вышел из кабинета губернатора. Иван Андреевич бесцеремонно оскорбил честь и достоинство своего адъютанта. Его оскорбил человек, в чьей неуравновешенности он не сомневался.
До предстоящей встречи с Безликим оставалось еще довольно много времени. А потому капитан Барков решил напиться. На него редко нападала подобного рода блажь, но сегодня как раз и накатило.
Капитан зашел в кабак и занял пустующий столик в углу заведения. Кабак быстро заполнялся людьми. Когда, приняв изрядную дозу, Барков собрался уходить, за его столик подсели поручик Еремин и казачий урядник Фролов.
– Вот те раз, – радостно воскликнул Еремин, – сам адъютант губернатора в этом аду! Кто бы мог подумать?!
– А он что, не человек, что ль, – ухмыльнулся урядник. – Порой так накатит, что до смерти нажраться хочется, прости господи.
Обзаведясь собутыльниками, Барков пожал плечами, посмотрел с тоской в сторону двери, и веселье продолжилось.
Когда они опорожнили третью бутылку, Фролов извлек откуда-то еще фляжку водки. Но, как ни странно, языки выпивох ничуть не отяжелели. Темы разговоров становились все слаще и упоительнее.
Барков быстро закрыл глаза и сразу же их раскрыл, чтобы наполнить зрение дымом прокуренного помещения, грязной серостью стен, накрывающих столы скатертей. Вот так! Теперь он здесь, и существует лишь то, что он видит.
О губернаторе он вспоминать не хотел. Уж лучше изрядно напиться. Водка, однако, уже кончилась. Урядник Прокоп Фролов потряс над стаканом опустевшей фляжкой и пьяно ухмыльнулся:
– Кажись, все до донышка дожрали, господа хорошие.
– Хозяин! А ну поди сюда! – Еремин попытался встать, чтобы придать своему приказу больший вес, но это ему не удалось.
Зато хозяин все понял: щелкнул пальцами, и услужливый официант спешно поднес требуемую бутылку водки.
– Разтудыт твою мать! – пьяно выругался Еремин, дождавшись, когда урядник отойдет, чтобы справить малую нужду. – Я хочу кое-что тебе сказать. Теперь, когда мы тут одни. Ведь я совсем не такой, как раньше, но когда пробудешь в этом захолустье подольше, сам поймешь. Если бы я имел связи в Петербурге, ноги бы моей здесь не было! Я тут усыхаю… А душе простор требуется!
Поручик еще что-то пробормотал себе под нос и пьяно ухмыльнулся:
– А ты чего сюда приперся? Что, некому было словечко замолвить?
