- Нормально, - он отодвигается, смотрит цепко и настороженно. А мне вдруг становится обидно – ну что я такого сделала, что он так ко мне относится?
- Хотела узнать, придешь ли ты сегодня ко мне? Или мы будем заниматься здесь?
Рома вздыхает, отводит взгляд, но затем смотрит на меня решительно.
- Нет, я боюсь, что тебе придется искать себе другого помощника. Я больше не смогу тебя учить.
- Но почему? – разочарование леденит кровь, мне приходится сцепить зубы, чтобы не выдать своего состояния. – Я так на тебя надеялась…
Зеленые глаза вновь смотрят холодно, даже чуть… презрительно?
- Мы оба знаем, для чего ты звала меня к себе, - негромко произносит Рома. – Не нужно притворяться.
Когда ловят на лжи, лучше притвориться дурочкой.
- Заюш, - провожу наманикюренным пальчиком по его плечу. – Я ничего не планировала. Думала, что мы совместим приятное с полезным… И мне казалось, что ты не против развеяться после расставания с Венерой…
- То есть ты хотела меня утешить, верно? – насмешливо тянет он.
- Ну да, - кокетливо улыбаюсь ему. Но тут Рома отбрасывает мою руку от себя с таким отвращением, что я невольно отшатываюсь. Встает, нависает надо мной и цедит:
- Я не нуждаюсь в твоих услугах.
«В моих… что? Услугах? Он что, принимает меня за проститутку что ли?» - от осознания этого глаза застилает красным маревом.
- Но… Я не понимаю… - растерянно бормочу. – Почему?
Бесит, что он с легкостью разбил мою защиту и что видит меня такой растерянной, потерявшей над собой контроль. Пытаюсь собраться, но тут же вновь оседаю, прибитая к месту словами:
- Авдеева... - Рома вздыхает, глядя на меня... С жалостью?! Шокированная, я отшатываюсь от него и вскакиваю на ноги, чувствуя, как во мне вспыхивает неудержимая злоба, - ты пустая, как барабан... Мне не интересно.
Если бы во мне оставалось хоть немного сил, то я бы выцарарала подонку его чёртовы зелёные глазищи, которыми он прожигает меня. Вместо этого цежу:
- Что ты сказал?
- У тебя со слухом проблемы? - Рома издаёт смешок, и внутри меня что-то переворачивается, дрожит. В этом смешке столько презрения, что я чувствую его кожей. Масляной грязной плёнкой оно обволакивает меня, забивается в ноздри, проникает в лёгкие. Мне снова становится нечем дышать. Губы дрожат, а на глазах выступает горячая влага.
Стоит ли говорить, что я не плакала с похорон бабушки?
- Ты мне не интересна, - припечатывает. - Ты поверхностная и глупая. Да, личико смазливое, фигурка хорошая, но на этом все. На один раз, - он цокает языком, проходится по мне оценивающим холодным взглядом. - И то неохота.
Чувствуя себя облитой дерьмом с ног до головы. Замахиваюсь, чтобы дать ему пощечину, но Рома легко перехватывает мою руку.
- Я бы не делал этого не твоем месте, - цедит, оскалившись. – Если не хочешь лишиться руки.
Злоба пылает во мне, грозится вырваться наружу, но – нет. Я заталкиваю ее в себя глубже, как и слезы, которые застыли в глазах.
«Никто не увидит, как я плачу. Слезы – это слабость», - проносится в голове.
И огонь, который готов был спалить все дотла, похоже, обращает свою силу против меня. В груди жжет, я пытаюсь вдохнуть в себя побольше воздуха, но потом понимаю, что легкие опять сдавливает спазмом. Запоздало вспоминаю, что ингалятор я забыла дома.
Перед глазами все расплывается, чувствую влагу на своих щеках. Я все-таки невольно заплакала.
- Что с тобой?.. – слышу, как сквозь толщу воды. – Адель!
