Форс-мажорные обстоятельства - страница 17
Шарахаюсь от него так, что бьюсь головой о стенку. Рома смеется зло, лающе.
- Откуда ты знаешь? - шепчу пересохшими губами.
- Напряги мозги, - его красивые полные губы презрительно кривятся, - раз такая умная. И да… не забудь отдать сумку той, с кем на меня спорила.
Сказав это, он уходит, громко хлопнув дверью. А я сижу, не двигаясь, глядя в одну точку и ощущая себя так, словно на меня ведро помоев вылили.
В палату заходит медсестра. Она ловко меряет мне давление, температуру, даже горло смотрит, а затем заявляет весело:
- Ваш парень так переживал за вас!
- Он не мой парень, - бурчу я, не желая с ней разговаривать. Сейчас, когда все мои маски сорваны, я ощущаю себя обнаженной и оскорбленной. Морально изнасилованной. Хочется спрятаться, чтобы меня никто не видел. Чтобы никто не искал, а даже если бы и искал, то не нашел.
«Глупая позиция маленькой девочки», - с горечью думаю, а затем отвлекаюсь на очередную фразу медсестры:
- А я-то уж подумала: как он сильно ее любит! Так держал вас в руках! Как вазу хрустальную! А смотрел так тоскливо… Я уж предположила, что вы поругались…
Хочется закрыть уши руками. Хотя то, что говорит эта глупая болтушка – весьма занимательно. Но даже при всем этом я больше не желаю ничего слышать о Роме. После того, как он меня унизил нет никакой разницы, как он смотрел или держал меня на руках, пока я была в отключке.
«А вот с Наташей поговорить нужно обязательно», - мои руки сжимаются в кулаки, а я мстительно улыбаюсь.
***
Что бы ни говорили и не думали обо мне другие, я далеко не дура. И откуда ветер дует, понять могу. Намеки Ромы я прекрасно поняла. Он был в курсе нашего с Наташей спора? Тем хуже для нее, что у него такой длинный язык.
С этими мыслями я подхожу к Наташке, которая как всегда крутится в главном холле универа около зеркал. Уже не первый раз замечаю эту ее манию всегда что-то на себе поправить, будь то одежда или макияж. Даже я, обладая придирчивым характером, меньше пекусь о своей внешности.
Она стоит ко мне спиной и даже сквозь зеркало не замечает моего приближения. Что ж, тем лучше для меня. Люблю неожиданные нападения.
- Ну что, ты довольна? - спрашиваю у Наташки. Она резко разворачивается, глупо хлопая глазами. Мне приятно ее замешательство, хоть и хочется плюнуть в лицо этой стерве, которая за моей спиной вела свою игру.
- О чем ты? - она приподнимает бровь, с недоумением глядя на меня. «Нет, вы посмотрите на нее, сама невинность, черт бы ее побрал!» Желание сомкнуть пальцы на горле этой суки такое сильное, что у меня сводит пальцы.
- Ну как же, - ядовито цежу сквозь зубы. - О том, что Рома меня теперь ненавидит... Ты ведь этого хотела, когда рассказала ему о нашем споре?
Выражение ее лица меняется: исчезает нарочитая невинность, губы кривятся в усмешке, а во взгляде появляется хищный блеск.
- В уговоре ничего не было о том, можно ли говорить третьему лицу о нашем споре! - парирует она язвительно.
- Ты издеваешься?! - рявкаю я разъярённо.
- Ну не могла же я не сказать о нем своему парню, - хихикает она.
- Парню? - с недоумением повторяю я. - Что ты несешь?!
- Ах да, я забыла тебе сказать, что вот уже две недели сплю с Ромой!
Вначале я теряю дар речи, глядя на ликующую Наташку. А потом, едва понимаю, о чем она говорит, глаза застилает кровавая пелена. В какой-то момент осознаю, что если сейчас потеряю голову, то упущу преимущество и проявлю слабость. Поэтому неимоверным усилием воли я беру себя в руки. И неважно, как мне плохо сейчас, я всегда держу удар. Всегда держу голову высоко поднятой. Даже если меня пытаются облить грязью.