Форточница - страница 32
Но теперь… Теперь у меня есть Аришка, без которой я не представляю жизни, и Таня с Машенькой. Я к ним прикипела душой. Как-то не люблю я кардинальные изменения… Не успел привыкнуть к чему-то, как приходится отвыкать. Отвыкание и привыкание – это всегда стресс и разбитое сердце. А оно мне надо?
Нет, я уж как-нибудь сама. А там, глядишь, на работу устроюсь, малышку-Аришку удочерю. И никого нам будет не надо. Вот так и сделаю.
– И всё-таки нет, – уже более вдумчиво ответила я Косте.
– Почему? Ты всё ещё злишься на меня? Или, может, боишься? – спросил Костя.
– У меня свои причины.
– Не понимаю… – он притормозил на стоянке возле рощи. – Обещаю, что не буду тебя обижать, приставать к тебе и тому подобное. Почему ты отказываешься?
– Говорю же: свои причины. И это вовсе не потому что я тебя боюсь. Просто нет и всё.
Очередной тяжкий вздох.
– Я понял тебя, Наташа. Но если вдруг передумаешь или просто потребуется помощь – позвони. И я верю, что ты не виновата в той грязной истории.
Я поморщилась. Вспоминать про Маркелова с его проделками совсем не хотелось. С этого станется придумать очередную пакость, чтобы выжить меня из класса.
– Хочешь перейти в другую школу? – спросил Костя.
– Если перейду, буду чувствовать себя слабачкой, – честно призналась я.
– Слабость – это терпеть и ничего не делать. А найти лучшее место – это разумное решение.
– Четверть доучусь, а там подумаю.
А подумать было над чем. Любоваться безупречно наглой мордой всеобщего любимчика Германа мне и правда не хотелось. Воевать с ним – тоже так себе перспектива. В физической силе я ему значительно уступаю. Пожалуй, да, я хочу сменить класс и школу, чтобы уж наверняка не видеть гада с пластмассовой улыбкой.
– Подумай как следует, – сказал Костя. – Ну и если передумаешь насчёт опекунства… Да и в любом случае – звони.
– Ладно, – я всё ещё ощущала недоверие к нему и его нарочитой доброте. Но ведь он действительно много чего для меня сделал, хотя я ничем не могу отплатить. – Спасибо за штаны, кстати, – поблагодарила я его за леопардовую прелесть, которую и надела-то всего один раз. Надо бы начать их носить. А то Танька худеть собралась.
– Пожалуйста, – улыбнулся Костя.
Так как я наотрез отказалась ехать в кафе, Костя отвёз меня в детский дом, в аккурат когда воспитательница привела из школы младших детей.
И дети глазели на дарителя подарков с дичайшим обожанием, а на меня – с завистью. Наверняка каждый мечтает, чтобы Костя однажды забрал его себе.
Тем же вечером, когда я, после тренировки и свидания с Аришкой, лениво подёргивала в кроватке уставшими конечностями, леший принёс ко мне гостью. Это была чернявая носатая девочка лет тринадцати.
– Он – мой! – заявила гостья, угрожающе подняла кулак и потрясла им перед своим внушительным носом.
Ну, то, что нос – её, я поняла. Но я как бы и не претендовала на него. Гоголя они что ли по литературе проходят? Там у героя тоже нос сбежал. В общем, странная какая-то девочка.
Или она про Костю? Пф! Да он относится к таким вот влюблённым девицам, как к детям, игрушечки им дарит. А у них, видите ли, любовь...
– Ого, уже все знают… – прокомментировала Таня.
– О чём знают?
– Как о чём? Что тебя Зорин берёт на попечительство.
– Никуда он меня не берёт, – нахмурилась я. – И кто вам вообще такую чушь сказал?
– Нина Алексеевна сказала. А ей – сам Константин Николаевич. Так что не надо мне тут ля-ля.