Да, вчера повеселились гости, разошлись, но с утра привычный распорядок никем не был нарушен. Так же рано утром вставал народ в домах, управлялся по хозяйству, шел на пашни, в кузницы, так же хлопотали хозяйки в домах и на огородах. Делу время – потехе час. Erst die Arbeit, dann das Vergnügen. А к вечеру вновь подтягивался народ к нарядному, излучающему счастье будущей жизни дому Юстины. Лубочная картина, пусть и отдающая немного мещанским счастьем, но милая и непритязательная: гости, песни, веселье, стол ломится от еды. Только Юстина и Яков кажутся немного утомленными происходящим, еще и голодными: есть им нельзя в этот вечер. Перед ними – перевернутые стаканы и ложки с дырками, а на тарелках – кости. И бабка шепчет, объясняя любопытному внуку странный натюрморт новобрачных:
– Человек ведь злым духам во время трапезы открыт, а невеста с женихом тем паче. Нельзя им сегодня есть: демоны вселятся в них, поэтому сидят сегодня голодными и БЕЗ ГОЛОСА. Мимо злой дух пролетает, когда рот закрыт.
Когда два человека любят друг друга, им хорошо и просто помолчать, находясь рядом. Юстина с Яковом молчали весь вечер. Но если бы все-таки какой-то потусторонний дух все-таки пролетел мимо, он бы отметил, что это происходит отнюдь не от безразличия, а потому, что есть нечто большее, чем слова, есть готовность слышать друг друга, когда рот на замке, есть пространство доверия, которое ощущается и без слов. Мы с вами слишком много говорим, и в этих словах зачастую так ярко выпячиваются наше эго, наши страсти, что там не остаётся места никому и ничему, кроме бравадного «Я». Юстина и Яков не знали и даже предположить не могли, что когда- то в мире, после бурь, потрясений и катаклизмов, во времена царства информационной словесно-зловонной помойки, люди начнут тосковать по молчанию, но, уже не в силах повторить христианский подвиг святого Саламана Молчальника, будут искать тренинги и ретриты, чтобы различные мастера и гуру остановили внутреннюю суету, за свои кровные научили молчать и слышать себя, забыть беспокойство и напряжение, выплескивающееся в пустую болтовню и словесный хаос.
Юстина и Яков молча принимали от гостей подарки и поздравления. И каждый гость в ответ получал из рук молодых кусочек с различными фигурками от большого свадебного каравая, стоящего на небольшом столике позади жениха и невесты. Но, наконец, гости, пастор и мир, убедившись, что семья зародилась, молодые счастливы и готовы быть вместе в радости и горе, разошлись по домам. А молодожены наконец-то отведали кашу из зерен – символ новой зарождающейся жизни, новой семьи, нового быта и нового мира. А пока мир для молодой пары царил на станции Бандышево Константиновского района Донецкой области, и этот мир с любовью впускал новые жизни и новые смыслы – детей, рожденных для счастья, а не страданий.
Глава 2.
Великая, но неизвестная…
Во имя чего
сапог
землю растаптывает скрипящ и груб?
Кто над небом боев —
свобода?
бог?
Рубль!
Когда же встанешь во весь свой рост
ты,
отдающий жизнь свою́ им?
Когда же в лицо им бросишь вопрос:
за что воюем?
Владимир Маяковский,
«К ответу!», 1917 г.
Новый дом для Юстина и Якова строился быстро, добротно, по уму и не по распространённому принципу донецких казачков: «ставь курень, где нравится». Красивый палисадник с множеством цветов и чисто выметенный двор служили своего рода преградой, не позволяющей уличной пыли в большом количестве пробиваться в дом, чистая горница, по убранству которой чувствовалось, что в доме только недавно поселилась молодая семья. И пеленки-распашонки, запах мыла и молока – запах счастья.
