Фрау без голоса - страница 4

А чувства Якова и Юстины заглушались мелкими делами, хотя некоторое время оба пытались прийти в себя и хватались за что попало, лишь бы занять руки и успокоить мозг. Но любовь к порядку и отвращение к ненужной суетливости взяло вверх, и вот уже пошел слаженно, в две пары рук, процесс сбора и решения неотложных хозяйственных дел. Муж и жена, погрузившись в хлопоты и мимолетом прикасаясь руками, без слов, молча прятали на дно своего сердца любовь, которая должна стать их оберегом в грядущие лихие года.

Утром Яков и его товарищи по несчастью отправились на сборный пункт, оттуда – в Екатеринослав, а там меннонитов, уважая их вероисповедание и помня наказ Екатерины не привлекать переселенцев-меннонитов в качестве солдат, отделили от других мобилизованных и отдельной ротой отправили в действующую армию санитарами.

Не будем здесь рисовать романтическую картинку из неправдивого фильма о войне, как под пулями девушка спасает бойца. Здесь все было страшнее: снаряды калечили солдат, о первой помощи (кроме перевязки) на линии соприкосновения с фронтом не было и речи. Это двумя годами позже придет понимание «золотого часа» для раненых, часа, когда помощь должна быть оказана в течение часа после ранения. И только примерно с 1916 года начали появляться полевые госпитали и получила развитие военная хирургия. А так по большому счету ты видишь ужасающие картины: бегущего солдата с раздробленными ступнями, ползущего и истекающего кровью раскуроченнного снарядом уже не человека, а какого-то нечеловеческого обрубка.

И под пулями, взрывами Яков вытаскивал великих и безликих страдальцев без ног или рук, без челюсти или лица, подбирал людей и их вываливающиеся кишки. Сколько мог, насколько хватало сил, моля Бога каждый раз о том, чтобы не свистели больше снаряды, не заканчивалась на Земле жизнь! Каждый снаряд на поле боя – это ранка на сердце, это душевный микроб в организме, который, размножаясь, будет страшными воспоминаниями отравлять мирную жизнь, мучая кошмарами и ширя разочарование, вгоняя многих в депрессию, алкоголизм, бродяжничество или тихое молчаливое угасание.

И, кстати, о микробах …Представьте себе горы трупов с обеих воюющих сторон. Нет времени, сил, возможности убирать, по-человечески хоронить. Все это разлагается, распространяя зловоние вокруг. Яков, с его маниакальной тягой к чистоте и порядку, хуже всего переносил это испытание. Ситуация сама по себе ужасающая: где-то безутешная мать ждет своего сына, пропавшего без вести, а где -то другая мать и ее дети заражаются тифом от антисанитарии, вызванной скоплением разлагающихся трупов, где-то солдат гибнет, защищая Отечество, а где-то настигает глупая смерть от микробов, проникших в саднящие и окровавленные руки санитара, вытаскивающего под пулями очередного раненого бойца.

Юстина же, каждое утро просыпаясь в чистой постели, а потом занимаясь хозяйством, где все было чисто, слаженно и на своих местах, даже не могла представить тот грязно тошнотворный хаос, происходящий на фронте. Но каждый день ждала писем от любимого. Они приходили: редкие, скупые, но радовали тем, что жив ее Яков, и жена верила, что придет тот день, когда Яков зайдет в дом, подкинет дочь к высокому потолку и, замирая от нежности, подойдет к сыну, родившемуся через полгода после того, как отец ушел на фронт. Однако последнее письмо, полученное от мужа, внушило ей тревогу. Яков писал, что разрушили мост, по которому они отправляли раненых, поэтому построили временный. По нему санитары, исхудавшие и усталые, толкали поодиночке вагоны с ранеными. И еще остается паровоз. Если мост выдержит, значит будем живы… Будем живы… – и молчание, и уже несколько месяцев ни одного письма… И когда в дом принесли конверт, отправленный из Москвы, Юстина смотрела в ужасе на него и не могла заставить себя открыть и прочитать. «Будем жить, будем жить», – вихрем летала фраза в голове. О Боги! Жив! В письме сообщали, что муж жив, но находится в тяжелом состоянии в госпитале Москвы. Молниеносная мысль: бежать, ехать, спасать! И уже на следующий день, оставив своих малюток матери, собрав узелок с вещами и продуктами, Юстина, не выезжавшая раньше даже одна в соседнюю колонию, отправилась в далекую Москву.