Мир снова затянуло крупнотканым полотном системы. Все это время не-смотрительница прикрывала руками живот. А под ними – я даже не сразу понял, что под – роилось черным-черным-черным. Но и золотым. Я видел, как атра-каотика кипела в ее внутренних органах, как сияние усугубляло зияние, а, вглядевшись в него, резко понял, что́ на Южном вокзале имело температуру тридцать восемь градусов.
Она.
Вся – она.
Искры были внутри сидящей передо мной женщины.
Уджат перегорел. Я немного тоже.
– Садись, – кивнула она на сиденья рядом. – Пока вокруг люди, мы оба в безопасности.
Я послушно сел, оставив кресло между нами. Снял очки, отупело потер переносицу. Напрасно я беспокоился, что сорвался к ним, не имея плана. Подобного не вместил бы ни один мой план. Злосчастные искры вдруг оказались так близко, буквально в одном размашистом движении руки, но я не знал, что могло быть недосягаемее внутренностей живого человека.
– Послушайте, я… я не знаю, насколько вы понимаете, что происходит. Очевидно… понимаете, раз все так, но… Эти штуки внутри вас… Они тоже живые. Они убивают то, что убивает вас, но не так, как оно убивало вас раньше. Вы можете умереть. Ваш энтроп больше не сможет это контролировать…
Молодая женщина посмеялась:
– Контроль – в принципе не его сильная сторона.
– Но… ради чего?
Бессмысленнее, чем спрашивать вот так, было бы добавить пожалуйста.
Я снова поглядел на нее, теперь без уджата. Ее лицо было серым и припухшим, как мертвый моллюск. Но черты, но мышечные линии, из которых сплетались выражения, – сейчас это была снисходительная улыбка: в смысле ради чего? – не потеряли вчерашней телегеничности. Что-то в ней было сильнее боли.
– Кто открыл вам дверь? – выдохнул я.
– Никто, – продолжала улыбаться женщина, но не глазами. Из них на меня смотрел чуткий, выжидающий зверь. – Веришь?
Я бессильно отвернулся.
– Где пистолет?
– М?
– Вы стреляли в энтропа. Из пистолета. Где он?
Она усмехнулась.
– А ты без магического глазика приуныл, или мне показалось?
Нет, смотрел я в кресло перед собой. Не показалось. Я знал, что уджат мне не поможет. Я больше не хотел видеть ее так.
– Почему он не умер?
– Кто?
– Симбионт. Ваш спутник. Вы же пытались убить его.
Не-смотрительница вздохнула:
– Что сказать… Паразиты живучи.
– Тогда почему… вы не стреляли в Минотавра? Его вы убили бы точно.
– О-о-о, – понизила голос она. – Ты сам ответил на свой вопрос.
В начале вагона послышался шум. Но не такой, как если бы там что-то происходило особенное, – просто места стало меньше, а людей больше. Я выглянул в проход. Мужчина с женщиной в темной униформе проверяли билеты. Я только-только запретил себе нервничать – наверняка это была обычная процедура в пригородных поездах – как вдруг не-смотрительница перемахнула на кресло рядом со мной. И прежде, чем мне в голову пришла хоть какая-то логичная мысль – например, что она хочет бежать – я почувствовал ее ладонь в своей ладони, ее грудь на своем локте, ее ногу вдоль своей ноги.
– Не рыпайся, – прошелестела она мне на ухо. – А то завизжу.
– Зачем?!
– Хочу посмотреть, как ты будешь объяснять взрослым дядям и тетям, почему у твоей спутницы разбито лицо.
Я попытался выдернуть руку. Не-смотрительница вонзила ногти мне в ладонь.
– И… что вам это даст?
– Хорошее настроение.
Оторопев, я снова уставился в проход. Считывая билеты ручным валидатором, мужчина с женщиной обсуждали, кажется, погоду. Из-за высоких спинок я не видел, сколько до нас оставалось пассажиров. Но попытался вспомнить: трое? семь? Уджат на мгновение вспыхнул.
