Она была права. Неважно, с какой неприязнью Минотавр относился к синтропам, система интересовала его отдельно от личных симпатий. Как несостоявшегося ученого. Близнецы были его безропотными проводниками в мир, в котором он жил и не жил одновременно.
– Может, – перевел тему я, – нам как-то связаться с другими лабиринтами? Ну, узнать про их контрфункции? Наверное, пока действует код Тесея, Дедал не откажет преемникам…
– Зачем?
– Но мы… Ариадна. Мы должны узнать, кто она. Спасти ее! Если она контрфункция…
– Спасти? – бесстрастно уточнила Ариадна. – Непохоже, чтобы Шарлотта, кем бы они ни была, действует по принуждению.
Она хотела сказать что-то еще, но осеклась, глядя мне за спину. Я обернулся. В зал вылетел Влад. Шаг у него был пружинистый и злой, распущенный шарф полоскался по воздуху. Симбионт пронесся мимо музыкального автомата и вдруг резко, не меняя выражения лица, застыл. Я успел метнуть тревожный взгляд на Шарлотту, плывшую следом, прежде чем его роскошные замшевые ботинки – не иначе из шкуры новорожденных оленят – отрисовали по паркету скользящий разворот. Обернувшись, Влад уставился на джукбокс.
– Что он делает? – пробормотал я.
– Ставит музыку, – сказала Ариадна. – Они ее любят.
И Влад, подойдя к автомату, на самом деле защелкал кнопками. Внутри ретроскорлупки засветилось, зашуршало вполне по-современному. Через пару секунд из колонок под потолком хлынула бодрая джазовая мелодия.
– Миленько тут! – Влад плюхнулся рядом с Ариадной.
Его движения вновь сделались вальяжными и сытыми, как в поезде.
– Что-то не получилось? – спросил я.
– А. – Энтроп бросил на стол свой априкот. – Вопрос времени.
– У нас его нет, – сказала Ариадна.
Влад поддернул рукав, сверился с часами:
– Миллионы тысяч миллисекунд, снежка. Ты не умеешь ими пользоваться.
Шарлотта села рядом со мной и потянулась за водкой. Грязи на ее лице стало меньше. Синяки они приглушили чем-то купленным походя в косметическом. Это был максимум, на который я уговорил Влада, и то – под убийственно невпечатленным взглядом Ариадны.
– До сих пор не могу поверить, что у вас есть своя Ариадна, – заговорщически придвинулся ко мне энтроп через стол, – но она никак не связана с Дедалом и его лабиринтной темой.
– Это распространенное имя, – ответил я, по правде так не считая. – Как у дочери Цветаевой.
Влад хмыкнул, приподнявшись, рявкнул в сторону бара:
– Гарсон! Еще пять минут и я начну убивать! Серьезно! Либо ты, либо шницель! – Нам же задушевно сообщил: – Я впрягся устроить вам встречу с госпожой-великой, и все будет. Но, может, для повышения моей мотивации вы поясните, в чем замес? Что за цацки такие? Кто фермер, кто индюшка?
Я посмотрел на Ариадну.
– Не знаю, – ответила она.
– О-о-о, – умилился Влад. – Многообещающе.
Я вспомнил, что, стоя перед Нимау, она сказала то же самое. Но все это уже происходило. Наши разговоры наверняка повторяли предыдущие. Кто-то был на моем месте, задавал те же вопросы, а ответ на них оставался неизменным и вчера, и восемь лет назад. Я знал, что он лежит там: за северно-ледовитым океаном и сном в долгие месяцы, за кучей бессмысленных смертей. Оставалось только подобрать правильный вопрос, как это вышло с амальгамой.
– А Стефан… знал?
Я был слишком аккуратен с его именем. Влад это почуял, подобрался:
– Кто такой Стефан? – Мы промолчали. – Твой бывший? Хотя, судя по лицам… – Энтроп ухмыльнулся, покосившись на меня: – Похоже, твой.
