– О, – пробормотал я, оглядев стол. – Официант забыл одну вилку.
Влад застыл, не донеся до рта свою.
– Пойду схожу. – Я попытался встать, но он предостерегающе вскинул руку.
– Остановись.
Влад перевел взгляд на Шарлотту. Стежок его вкрадчивой усмешки распустился до плотоядной гримасы мухоловки.
– Любовь моя, – проворковал энтроп.
Над тарелками проплыла его благожелательная ладонь. Шарлотта потянулась навстречу, и Влад звучно хлестнул ее по руке.
– Острые предметы, может, и разнообразят нашу личную жизнь, но не завершат ее. Верни.
– Милый, я не…
– Верни немедленно. Не хочу, чтобы мои новые друзья думали, что мне нравится причинять тебе боль.
Шарлотта опала обиженным выдохом, а воспряла ленивым смешком.
– Ничего личного, – бросила мне, запуская руку под юбку.
И я, по глупости проследив за ней взглядом, увидел полуобнаженное загорелое бедро. Еще бельевую резинку, отороченную кружевом – из-под нее торчала вилка зубцами наружу. Но главное все же бедро. Оно действительно было как у танцовщицы.
Шарлотта одернула юбку и молча вернула вилку на стол.
– Теперь ты сходишь за другой.
– Но я наступила на стекло, – запричитала она. – Ты, вообще, заметил?
– Кровь тебя красит, родная.
– Эй… послушайте… – попытался вмешаться я.
– Встала и пошла.
– Нет.
– Мне и так нормально, в принципе…
– Сам сходи. Это твои друзья.
– Да я тоже могу…
Ариадна резко встала. Мы разом подняли головы.
– Я принесу, – обронила она и вышла из-за стола.
Я рассеянно поглядел в удаляющуюся спину. Мой шарф оттенял ее похоронный черный до стильно-классического. До тепло-мягко-черного – как безветренная майская ночь.
– Со снежкой не будет никаких сюрпризов? – тихо уточнил Влад. – Таких в гроб не кладут – вся земля на кладбище промерзнет…
– Прости, но это не твое дело.
Энтроп пожал плечами.
– Ты только сообщи, когда станет моим. Чтоб я успел подготовиться, лады?
Я не знал, какие его могли ждать сюрпризы, но все равно кивнул. Ариадна была единственной, на кого энтроп глядел не сильно утруждаясь улыбкой.
– Я пожил достаточно, чтобы знать, как выглядит кома, – продолжил он, и я невольно напрягся. – Но все же недостаточно, чтобы понимать, как человек с пульсом тридцать два ходит за столовыми приборами. Хм… – Влад ткнул шницель в бок, задумчиво поковырял панировку. – Какой же воспаленный разум придумал жарить в масле сухари…
Ариадна положила вилку у моей руки. Я знал, что она нас слышала, но с той же вероятностью среагировала бы на грохот пронесшейся фуры. Человек, которого мы с Владом обсуждали, был ей неинтереснее столовых приборов.
– Приятного аппетита, – сказала мне Ариадна, опускаясь напротив.
Пожелание не замедлило сбыться. И хоть котлету я навернул почти не распробовав, а в салат запустил ложку Влад, перемазав его томатным супом, меня понемногу наполняла жизнь. Вера, надежда, исчисляемые в калориях.
В заведение подтягивались посетители. Возведя на краю стола башню из пустых, вычищенных чесночным багетом тарелок, Влад присмотрелся к компании девушек за моей спиной. Кажется, они говорили на французском.
– Почему их две? – спросил энтроп.
Я рассеянно обернулся:
– Их три…
– Да я о цацках, – кивнул он на Шарлотту. – В хорошо построенной системе ничего не задваивается, если все работает правильно. А мы часть хорошо построенной системы, не так ли, господа синтропы?
– Искр не две, – сказала Ариадна. – Их четыре.
Влад издал громкий, полный саркастической радости смешок.
