Футбол – не только игра! - страница 8



Молниеносным ли было мое решение? И да и нет.

Когда бежал по зеленому полю под солнцем, здоровался с соперниками, еще не знал, что меньше чем через два часа скажу «все!». В этом матче, по общему мнению, я забил красивый гол. А впрочем, что значит красивый? Гол есть гол. Все мячи, залетающие в чужие ворота, красивы. И если кто-то из болельщиков после игры досадовал: «Тебе бы надо красивее пробить!», – я обычно спрашивал: «Разве гол не засчитали?»

Но в Боготе, помнится, говорили именно о красоте моих голов, и пресса была восторженной, а я все-таки уходил.

Ни с кем не обсуждал накануне возможного своего ухода, и тем не менее, несмотря на внезапность, решение было зрелым.

Я уже говорил, что «Спартак» в том сезоне терпел неудачи, и, как всегда в таких случаях, искали причины. Возник вопрос: не стара ли команда? Пришлось уйти Алексею Парамонову, да и на других ветеранов – на меня, на Сергея Сальникова – смотрели косо.

Николай Алексеевич Гуляев, старший тренер, и Николай Петрович Старостин, начальник команды, приняли даже компромиссное решение: кто-то из нас двоих будет выступать за основной состав – или Сальников, или я. Предпочтение отдавалось Сальникову.

А мне в то лето так хотелось играть! Может, от предчувствия скорого конца – не знаю. Не уставал повторять тренерам: «Хочу играть! Не включаете в основной состав, ставьте в дублирующий! Хочу играть!»

Мне было тридцать три, и это считалось главным минусом. Сейчас об игроке больше судят по другим данным – по игре. Но тогда, в пятидесятые годы, в резком омоложении команд видели панацею от всех бед. Словно забыли, что Дементьеву, Соколову было за тридцать пять, а играли они хорошо. Наметилась твердая тенденция: тебе за тридцать – все, старый, пора списывать!

Наломали немало дров, расставаясь с хорошими игроками, обесценивалось мастерство. Никак не бралось в расчет, что молодые рядом с ветеранами быстрее растут. Да что говорить об очевидном! Теперь – очевидном. А тогда «стариков» не ценили. Что ж, пора прощаться, пока не напомнили, не попросили уйти. Достоинство – вещь не лишняя. Уйти хотелось, не вызвав к себе жалости. И тут самый подходящий момент. Пора, пока ты на коне.

В клубных встречах во время поездки я играл спокойно, без особого подъема. Но в Боготе… Не знаю, что со мной произошло. Может, второе дыхание открылось в тяжком для нас климате? Может, уязвленное самолюбие мобилизовало силы? Словом, игра удалась. Когда ты удачно сыграешь – состояние наступает непередаваемое, словно паришь над землей. У меня все в тот день получалось. Забил гол, слышал восторженные выкрики с трибун, аплодисменты. Так что не слишком и горьким получилось мое прощание.

Я еще не знал, что ждет меня впереди. Тренерская работа? Предложений пока никаких, да и институт физкультуры еще не окончен. Мне, как и каждому отыгравшему футболисту, предстояло начать жизнь заново. Найду ли в ней себя?

Не раз подсаживался Озеров, показывал колумбийские газеты.

– Переводчик говорит, что о тебе все пишут как об одном из лучших форвардов. Что же ты делаешь?

– Пути назад нет, – отвечал, – когда-нибудь надо решиться, не сегодня так завтра.

Но если бы меня тогда спросили, чего я больше всего хочу, я бы, не колеблясь, ответил: «Хочу играть!»

* * *

Когда я стал известным футболистом, играл в команде, не раз побеждавшей в чемпионатах страны, завоевывавшей кубок, мне, случалось, задавали вопрос: «Первый удар по мячу помните?» Разве это вспомнишь, если футбол для всех моих сверстников был естественным, как дыхание. Сколько себя помню, столько играю. Вот где начал, сказать можно. В Сухуми, куда моя семья переехала из Армавира.