Читать онлайн Таяма Катай - Футон. Роман

Редактор Павел Соколов

Переводчик Павел Соколов

© Таяма Катай, 2025

© Павел Соколов, перевод, 2025

ISBN 978-5-0065-9223-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман «Футон» (также встречается вариант с названием «Постель») 1907 года – одно из ключевых произведений японского натурализма, литературного направления, стремившегося к предельной психологической достоверности и беспощадному анализу человеческих слабостей. Его автор, Таяма Катай (1872—1930), вошёл в историю как своеобразный «японский Флобер» – за бескомпромиссное изображение внутреннего мира героя, где высокие порывы соседствуют с постыдными вожделениями, а духовные искания – с плотью и кровью.

«Футон» во многом автобиографическое произведение. В основе сюжета – мучительные отношения писателя Такэнака (альтер-эго Катая) с его юной ученицей Ёсико, которая становится объектом одновременно отеческой заботы и нездоровой страсти. Катай не просто описывает любовный треугольник – он препарирует собственные переживания, обнажая конфликт между социальными условностями, творческими амбициями и неконтролируемыми желаниями.

Катай мастерски превращает бытовые детали – смятое одеяло, запах духов и пота на подушке – в символы душевного смятения. Пространство романа сужено подчас до пределов дома литератора, где разворачивается драма: узкие комнаты, тёмные лестницы, запертые двери становятся метафорой замкнутого круга страсти. Даже пейзаж за окном – снег, ветер, холод – отражает одиночество героя.

Если европейский натурализм (Золя, Мопассан) акцентировал влияние среды на человека, то Катай сосредоточен на физиологии чувств. Его герой не борется с роком – он наблюдает за собственным падением, словно со стороны, фиксируя каждый стыдливый порыв и каждую лицемерную мысль. Это не роман-проповедь, а роман-диагноз, где автор отказывается от морализаторства, предоставляя читателю судить (или оправдывать) своё альтер-эго.

Спустя более века после публикации роман не теряет актуальности. Вопросы, которые поднимает Катай – о границах личной свободы, о природе творческого эгоизма, о тёмной стороне человеческой личности, – остаются без ответов. «Футон» – это зеркало, в котором отражаются не только японцы эпохи Мэйдзи, но и любой современный читатель, хоть раз переживший разлад между долгом и желанием. Это надрывный монолог о том, как легко прикрыть низменное высокими словами, и как трудно признать, что под тонким слоем цивилизации в нас всё ещё бурлит первобытный хаос.

Спускаясь по пологому склону от Киришиндзака в Коисикава, он размышлял:

«Теперь мои отношения с ней окончательно завершены. Мне уже тридцать шесть, у меня трое детей – как глупо, что я вообще мог думать о таком! И всё же… Всё же… Неужели это правда? Та нежность, которой она меня одаривала – была ли это просто дружеская привязанность, а не любовь?»

Письма, полные смутных чувств… Их связь с самого начала не была обычной. Если бы не жена, дети, общество, отношения учителя и ученицы – они бы, несомненно, погрузились в бурный роман. Взгляды, полные скрытого огня, беседы, от которых сжималось сердце – под всем этим таилась настоящая буря. Стоило бы лишь появиться подходящему моменту – и этот ураган смел бы всё: семью, условности, мораль, саму идею наставничества. По крайней мере, он в это верил. Но события последних дней ясно показали: её чувства были притворными. Она обманула его. Он повторял это снова и снова.

Однако, будучи литератором, он мог взглянуть на себя со стороны. «Молодую девушку не так-то просто понять. Быть может, её тёплая привязанность – всего лишь естественное проявление женской натуры? Её прекрасные глаза, её мягкие манеры – всё это было неосознанным, лишённым скрытого смысла, подобно цветку, невольно дарящему радость тому, кто на него смотрит.

Допустим, она действительно испытывала ко мне любовь. Но я – её учитель. У меня есть жена и дети. Она – юная, прекрасная, как цветок. Как мы могли бы позволить себе переступить эту грань?

Нет, пойдём дальше.

Вот её страстное письмо, в котором она, явно и тайно, признаётся в своих муках – будто сама природа давит на неё, вынуждая излить последние чувства. Но я не сумел разгадать её намёки. Разве мог я, зная её скромность, требовать ещё большей откровенности? Возможно, именно из-за этого она разочаровалась и поступила так, как поступила».

– Всё кончено! Теперь она принадлежит другому!

Он вскрикнул, схватив себя за волосы. Одетый в полосатый серый костюм, в соломенной шляпе и с тростью, он медленно спускался по склону, слегка сгорбившись. Стояла середина сентября. Зной ещё не отступил, но в воздухе уже веяло осенней прохладой, а глубокий лазурный свод неба волновал душу.

Лавки с рыбой, винные магазины, мелочные лавчонки, за ними – храмовые ворота, длинные ряды домов… В низине Хисакатамати дымили бесчисленные заводские трубы. Одна из этих фабрик, двухэтажное здание в западном стиле, была местом, куда он приходил каждый день после полудня.

Посреди просторной комнаты в десять татами стоял большой письменный стол, рядом – высокий книжный шкаф, доверху заполненный географическими трудами. Он работал редактором в издательстве, помогая составлять книги по географии.

Литератор – и географические справочники!

Он уверял, что увлекается географией, но в душе, конечно, не был доволен.

Отставание в литературной карьере, неспособность создать крупное произведение, ежемесячные унизительные нападки в молодёжных журналах – всё это угнетало его. Хотя он и верил в своё будущее, но не мог не страдать.

Общество стремительно менялось. Трамваи преобразили транспорт в Токио.

Студентки теперь были совсем не такими, как девушки в его юности. Молодёжь рассуждала о любви, литературе, политике – но их взгляды и манеры стали настолько чужды, что он чувствовал: между ними и им – непреодолимая пропасть. И вот, день за днём, он шёл одной и той же дорогой, входил в те же ворота, пробирался мимо грохочущих машин и потных рабочих, здоровался с сотрудниками и поднимался по узкой лестнице в свою комнату. Та, освещённая с востока и юга, днём раскалялась до невыносимости. Маленький служащий ленился убираться, и на столе толстым слоем лежала пыль.

Он садился в кресло, выкуривал сигарету, затем вставал, доставал из шкафа толстые справочники, карты, путеводители – и брался за перо, продолжая вчерашнюю работу. Но последние два-три дня голова его была в смятении, и перо не слушалось. Он писал строку – и останавливался, думая о ней.

Ещё строку – и снова остановка. Мысли приходили отрывистые, яростные, отчаянные. Внезапно он вспомнил пьесу Гауптмана «Одинокие люди». Когда-то он хотел дать ей её прочесть – объяснить трагедию Иоганнеса Фокерата, его тоску и боль. Сам он прочёл эту пьесу три года назад, ещё не зная о её существовании. Но даже тогда он был одинок.

Он не сравнивал себя с Иоганнесом, но думал: «Если бы встретилась такая девушка, как Анна, эта трагедия была бы неизбежна».

Теперь же он с горечью осознавал, что не достоин даже участи Иоганнеса.

В конце концов, он не дал ей «Одиноких людей», но однажды разобрал с ней тургеневский рассказ «Первая любовь».

В свете лампы, в крохотном кабинете, её юное сердце трепетало от романтической истории, а глаза сияли ещё глубже и ярче.

Шёлковые ленты, гребни, полуосвещённое лампой лицо, склонённое над книгой…

Невыразимый аромат духов, плоти, самой женственности. Когда он читал ей сцену, где герой рассказывает бывшей возлюбленной историю «Первой любви», голос его дрожал.

– Но теперь всё кончено!

Он снова впился пальцами в волосы.

Его звали Такэнака Токио. Три года назад, когда его жена была беременна третьим ребёнком, а радости молодой семьи давно угасли, он вдруг ощутил всю бессмысленность своего существования. Никакое дело не казалось ему стоящим. Не было сил взяться за что-то значительное – за труд всей жизни.

Каждый день повторялось одно и то же. Проснуться. Пойти на службу. Вернуться в четыре. Увидеть то же самое лицо жены. Поужинать. Лечь спать.

Он пресытился этой монотонностью. Переезды не радовали. Беседы с друзьями – тоже. Даже чтение иностранных романов перестало приносить удовольствие.

Да что там!

Даже природа – густая листва в саду, капли дождя, цветение и увядание – казалась ему лишь частью этого бесконечного однообразия. Он чувствовал себя невыносимо одиноким. И тогда, встречая на улицах молодых красивых женщин, он всё чаще ловил себя на мысли: «Хочу новой любви…».

Ему было тридцать четыре – возраст, когда многие мужчины переживают подобный кризис. Именно в эти годы одни заводят романы с женщинами лёгкого поведения, а другие – разводятся с жёнами. Всего лишь попытка заглушить тоску. Каждое утро по дороге на службу он встречал одну молодую учительницу.

Вскоре эти встречи стали для него единственной отрадой.

Он начал фантазировать:

«А что, если закрутить с ней роман? Тайно встречаться где-нибудь в Кагурадзака…»

«Или гулять с ней за городом, скрываясь от жены…»

А потом он шёл ещё дальше:

«Жена сейчас беременна… Что, если она умрёт при родах? Смогу ли я тогда жениться на этой учительнице?»

И он размышлял об этом совершенно хладнокровно. Именно в это время он получил письмо от девушки по имени Ёкояма Ёсико – ученицы женской школы в Кобэ, уроженки городка Ниими в провинции Биттю. Она писала, что восхищается его творчеством. Такэнака (литературный псевдоним – Кодзё) был известен как автор изящных романов, и подобные письма от поклонниц получал нередко.

Одни просили править их сочинения, другие – взять в ученики. Он никогда не утруждал себя ответами. Но Ёсико написала трижды – и её настойчивость заставила его обратить на себя внимание. Ей было девятнадцать.

Судя по письмам, она обладала незаурядным стилем и страстно желала стать его ученицей, чтобы посвятить себя литературе. Почерк – лёгкий, стремительный. Видимо, девушка современных взглядов. Ответ он написал на втором этаже фабрики, отложив в сторону географические справочники.

Длинное письмо – на несколько страниц. Он расписывал, как опасно женщине заниматься литературой, как важно выполнить «материнский долг», как рискованно для юной девушки становиться писательницей… Даже позволил себе несколько резких фраз.

«Наверное, после этого она оставит свои глупости», – подумал он с усмешкой.

Затем достал карту префектуры Окаяма, отыскал город Ниими.

«Где-то в глубине гор, в долине реки Такахаси… И в таком месте живёт такая современная девушка?»

Ему стало как-то тепло на душе.

Он внимательно изучил очертания рек и гор в тех краях.

«Вряд ли она ответит…»

Но через четыре дня пришло новое письмо – толстый конверт. Три страницы, исписанные аккуратным почерком фиолетовыми чернилами на голубой бумаге. Она умоляла не отказывать ей. Родители, если дадут согласие, разрешат ей приехать в Токио, поступить в школу и всецело посвятить себя литературе.

Такэнака был тронут.

«Даже в Токио редкая выпускница женской гимназии понимает ценность литературы. А эта… кажется, знает всё».

Он сразу ответил, согласившись стать её наставником. Затем последовала переписка. Её сочинения были ещё незрелыми, но писал она легко, без вычурности – явный талант. С каждым письмом он узнавал её лучше.

Теперь он ждал её посланий.

Однажды он даже хотел попросить её фотографию – начал писать об этом в углу письма, но потом зачеркнул.