Футуризм и безумие (сборник) - страница 26



[54]. Московские «мезонисты» не столько футуристы, сколько собственно модернизированные романтики, верные Блоку, но влюбленные также и в И. Северянина.

Среди них выделяется даровитый поэт – В. Шершеневич. Это поэт ещё молодой, начавший печататься чуть ли не с прошлого года, но уже многое написавший. В его стихах заметно влияние И. Северянина, и влияние это настолько сильно, что мешает увидеть настоящую физиономию поэта. Но даже несмотря на зависимость от Северянина, в Шершеневиче есть много оригинального и самобытного. Уже в первой книге «Carmina» – он обнаруживает тонкий аристократизм в понимании прекрасного, в любовном и строгом отношении к рифме. В последующих книгах («Романтическая Пудра» и «Экстравагантные флаконы») Шершеневич уже яркий футурист, но в его настроениях меньше северянинской пошловатости, но зато больше восемнадцатого века, утонченной галантности и чисто-женственного кокетства… Словно видишь перед собой, читая его стихи – изнеженное лицо пажа, влюблённого не столько в даму, сколько в самого себя. Паж пресытился утонченностью влюблённости, устал от нежных воздыханий и любовных турниров, глаза его подёрнуты сладостной дымкой истомы и, легко скользя по паркету – он словно тает в галантностях и кошачьих ужимках, но не чужд также легкой иронии и болтливости…

Напудренный и надушенный, поэт любит мистику духов, насыщенные одурью женственности будуары, маленьких, бледных дам, a также – Лафорга[55], которому поклоняются, как идолу… Иногда он любит погаерничать и не прочь даже «спеть» «Miserere» на мотив кэк-уока[56], и ему, как и Д. Бурлюку, ведома пресыщенность пустотой, но он не делает из этого трагедии, a забавляется хандрой, обладая секретом превращать всякое настроение в стих. Для него форма – это всё, и вне формы нет искусства, этой фанатической преданностью форме Шершеневич напоминает французских декадентов, в этом смысле он больше декадент, чем футурист… В следующем стихотворении – абрис В. Шершеневича:

Вы воскресили «Oiselaux de Chypre» в Вашем
Наивно-голубом с фонарем будуаре,
И снова в памяти моей пляшут
Духов и ароматов смятые арии.
Вы пропитаны запахом; в Ваших браслетах
Экстравагантные флаконы парижских благовоний…
Я вспоминаю паруса Клеопатры летом,
Когда она выезжала на rendez-vous с Антонием.
Аккорды запахов… В правой руке фиалки,
А в левой, как басы, тяжелый мускус…
Маленькая раздетая! Мы ужасно жалкие.
Оглушенные музыкой в будуаре узком.
Кружатся в глазах потолок и двери…
Огоньки, как котята, прыгают на диванах…
О, кочующий магазин парфюмерии!..
О, Галлия, бальзамированная Марциалом!.[57].

Шершеневич не только поэт, но также критик и переводчик. Он удачно переводит Рильке, Гейне, Верлена и Лафорга. Он – автор теоретической книжки о футуризме («Футуризм без маски»), в которой с чисто брюсовской намеренной сухостью представлена картина возникновения и развития футуризма. Вообще можно сказать, что В. Шершеневич – живое доказательство того внутреннего противоречия, которое характеризует футуризм: в этом поэте совершенно отсутствует варварское презрение к прошлому и к культуре, которыми так гордятся футуристы, наоборот, Шершеневичу свойственен даже некоторый переизбыток культурности…

* * *

Отчасти примыкающий к этой группе поэт Рюрик Ивнев – резко отличается от всех русских футуристов. В его сборнике стихов «Самосожжение» есть несомненно что-то пророчественное, какой-то безумный экстаз самораспятия, какое то бурное, лихорадочное желание взойти на костер, сжечь себя в огне мук и страданий, преобразиться в огне и в пламени огненном взлететь в вышину безмерную… В его стихах багряные жала огней лижут молитвенно возносящуюся душу. Он вкусил тайну сладостную крестной боли, он знает тихую свою, пламенную истину, что нужно