и для нее существование у отца другой семьи и законного сына, ее старшего брата, стало таким же большим потрясением, как и для самого Джанкарло.
Ночью того дня герцог Маддалони никак не мог уснуть. Когда молоденькая жена спросила, о чем он думает, Джанкарло Мария ответил:
– Я всегда считал, что шассе-круазе[64] – всего лишь фигура танцев и фигура речи. Оказалось, это данность, с которой пришлось столкнуться лично. За последние девятнадцать лет я несколько раз бывал в Кастелло Бланкефорте, но ни разу не пересекся с Фьямметтой Джадой. Впрочем, и подумать не мог, что там может обитать моя младшая сестра.
– А вот мне кажется, что всё то, что произошло, определенно, к лучшему, – ответила Хасинта воодушевленно. – Лично мне теперь совершенно не терпится познакомиться с маркизой Гверрацци.
– Что случилось, Микеле? – спросила Фьямметта с озабоченностью в голосе, когда карета ни с того ни с сего остановилась.
– Ничего страшного, ваша светлость. Ремень лопнул. Сейчас заменим и тронемся дальше, – ответил коккьере[65], спрыгивая с сэрпы[66].
– Понятно, – произнесла Фьямма, выглядывая в окошко кареты. – А я думала, мне показалось, будто трясти стало больше.
Коккьере подошел ближе и предложил:
– Если желаете, можете пока прогуляться. Я постараюсь справиться споро. Вы и заскучать не успеете, как всё уже будет готово.
Фьямметта кивнула, выказав намерение выйти из кареты на свежий воздух. Возничий открыл дверцу и разложил ступеньку. Помог девушке выбраться из экипажа наружу.
Фьямма огляделась.
– Скажи, Микеле, а далеко ли еще до Неаполя?
– Да нет, ваша светлость, четверть часа езды, и мы в Марджеллине[67], а там и до палаццо Ринальди рукой подать.
– Хотелось бы поскорее добраться туда. Я очень переживаю за жену брата и их новорожденного сына.
– Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Постараюсь сделать всё побыстрее.
Фьямма кивнула и направилась к миндальной рощице, росшей на обочине дороги. Ветки деревьев были сплошь облеплены практически вызревшими плодами. Зеленые бархатные коробочки надтреснули, и в них виднелись набравшие коричневу миндальные орехи.
«Как быстро летит время!» – подумала Фьямма. Три недели назад, когда они с доньей Каталиной и старшим братом ехали после поминальной мессы по отцу на виллу в Поццуоли[68], на этих деревьях не было видно ни одного коричневого пятнышка, а через неделю-другую орехи вызреют окончательно и начнут сыпаться с веток прямо на землю.
Да, бег времени стремителен. Она помнит события годичной давности, как будто они случились только вчера. А ведь уже произошло столько всего, что и перечислить трудно. Главное – за истекший год полностью изменилась ее жизнь. Рядом нет отца, зато есть брат и Хасинта, а теперь и маленький племянник появился. Лишь бы с ним и его мамочкой ничего худого не случилось.
Фьямметта разволновалась, когда получила сегодня утром послание из Неаполя, в котором сообщалось о преждевременных и осложненных родах герцогини Маддалони. По-хорошему, Синта должна была родить через две-три недели. Однако роды случились теперь. Если бы Фьямма знала, что всё произойдет именно так, она не поддалась бы на уговоры герцога и не поехала на его виллу в Поццуоли.
Ей не слишком хотелось отправляться туда, но старший брат после панихиды по их общему отцу стал уговаривать Фьямметту и приехавшую к ней из Кастелло Бланкефорте дуэнью погостить на вилле у моря. Более того, он предложил самолично сопроводить их в Поццуоли и показать, чем смогут там себя занять. Ответить отказом брату Фьямметта Джада не смогла. За прошедший год она, конечно, сблизилась с ним, но отнюдь не до такой степени, чтобы общаться по-свойски, как обычно бывает с близкой родней.
