Фьямметта. Пламя любви. Часть 1 - страница 11

Луис Игнасио не был большим поклонником балета. Его раздражали мужские бедра, затянутые в черные кальсоны. Однако этим вечером он буквально впился глазами в сцену, потому что на нее выпорхнуло… рыжеволосое чудо, безраздельно завладевшее вниманием и заставившее вспомнить о незнакомке из церкви. Танцовщица не являлась ею, но была издалека чертовски похожа.

Тело балерины было легким и гибким, руки выразительными, а движения по-настоящему красивыми. Она выглядела невероятно обольстительной, как будто на сцену заглянуло яркое солнышко. Умела красоваться и демонстрировать себя, как рыжая кошечка перед группой заинтересованно облизывающихся котов.

Ее нисколько не портило зеленое трико под пышной юбкой, задачей которого было – гасить пыл возбуждения у мужской части зрительской аудитории. Свет рампы делал балерину еще привлекательнее в глазах смотрящих мужчин. Для каждого она превращалась в желаннейшую метрессу[53], ведь все знали: закулисье Королевской оперы – балетная конюшня для знатоков женской породы, maison publique pour les nobles[54].

В программке танцовщица была обозначена сценическим псевдонимом Фалена – Мотылек. Рядом значилась броская надпись: Il grande successo della stagione[55].

Лишь после окончания представления, заплатив изрядную сумму сначала сторожу ложи, а затем и импресарио Гаэтано Гроссатеста[56], Луис Игнасио узнал подлинное имя балерины. Ее звали Франческа Герингелли. Тот же импресарио за пару лишних монет проводил маркиза в ее грим-уборную.

Вблизи девушка была не столь хороша, как показалось издали. Ее портили излишне большой рот и нос с горбинкой, но цвет волос и красивое тело решили исход дела. Де Велада вознамерился сделать эту рыжеволосую танцорку своим раем на время. Пара незатейливых комплиментов и бриллиантовая брошь в подарок послужили для Луиса Игнасио пропуском в постель порхающего Мотылька.

Роман с танцовщицей стал первой интрижкой маркиза де Велада со времени похорон любимой дочери. Узнав об этом, Хасинта Милагрос выдохнула с облегчением: если брат вернулся к привычному образу жизни, значит, черная полоса прошла. Значит, всё налаживается. Маркиз готов к новым отношениям, а может быть, и к повторному браку. Между собой неаполитанскую пассию брата Инес и Синта прозвали на испанский манер Марипосой[57].

Адольфо Каллисто, застав однажды бискуджино[58] в довольно пикантный момент, заметил с лукавой улыбкой:

– Я вижу, второе место в твоей постели, по обыкновению, не пустует.

Луис Игнасио на это лишь хмыкнул:

– Думаю, нет смысла менять приятные традиции, даже если поменял страну пребывания.

Когда ди Бароцци рассказал об этом случае жене, Бьянколелла ничуть не осудила маркиза.

– Луис Игнасио очень тяжело пережил смерть любимой дочери. Возможно, этот роман поможет психологическому выздоровлению и откроет ему путь к настоящей любви. Всё, что ни делает Господь, идет нам, смертным, во благо.

Однако не прошло и двух недель, как роман с танцовщицей канул в Лету. После ревнивого пассажа[59] рыжеволосой любовницы у Луиса Игнасио пропало настроение общаться с ней в каком бы то ни было ракурсе и в какой бы то ни было плоскости. Но рвать отношения резко маркиз не стал. В таких случаях он обычно руководствовался правилом: пригодится воды напиться. Де Велада сказал ей, что обстоятельства вынуждают его покинуть Неаполь и что их роман до следующего визита сюда продолжится в переписке.