Говоря так, маркиз де Велада откровенно лукавил. Он всегда считал, что любовь издалека подобна воде в плетеной корзинке. Она утекает столь же быстро. Пробовать сохранить ее – всё равно что пытаться отыскать философский камень[60]. И то, и другое лишено всякого смысла. Именно поэтому любовь на расстоянии – занятие для глупцов. Он себя к таковым не относил.
К тому же де Велада не строил никаких иллюзий насчет верности той, которая привыкла предлагать себя, как овца на пастбище. Он знал: постель рыжего Мотылька долго пустовать не будет. Да и он, скорее всего, тоже найдет ей замену. Так что здесь, как никогда и нигде, была уместна испанская поговорка: «Amor de lejos, felices los cuatro. – Любовь на расстоянии, счастливы все четверо».
А еще через пару дней Луис Игнасио и Инес Адорасьон отбыли на родину. В Неаполь они прибыли морским путем. Им нужно было перевезти из Испании всё приданое Хасинты. В обратный путь пустились тем же манером.
Стоя на палубе корабля и провожая взглядом город, который стал близок и по-своему дорог, Луис Игнасио неожиданно вспомнил незнакомку из церкви с копной огненно-рыжих волос. Кем же была эта девушка? Почему пыталась скрыть лицо? Почему плакала? Почему исчезла, когда почувствовала его внимание к своей персоне?
Романом с рыжеволосой танцовщицей маркиз де Велада пытался заглушить всколыхнувшийся интерес и тягу к неизвестной. Как видно, это не удалось. Подмена не сработала.
Хоть де Велада и понимал, что гоняться за призраком – всё равно что пытаться поймать светлячка, мысли о незнакомке с потоками расплавленной меди на плечах никак не желали покидать его. Встреча с нею была как удар молнии в ясном небе. Ее образ укоренился в его сердце.
Правильно говорят: отсутствие подходящих условий для интереса – то же самое, что воздух для огня. Оно гасит малое и разжигает большое. Интерес маркиза к таинственной незнакомке был действительно большим, и почему-то казалось, что с каждым днем он будет только расти. Будет мучить его неотвязностью, бередить захваченное им сознание и тревожить впечатлительную душу. Станет будить смутным и неясным отголоском светлой надежды желание повторной встречи.
Вечером в каюте Луис Игнасио написал сонет, в котором выплеснул на бумагу волнующие думы:
Ее я разглядеть не смог. Она мне незнакома…
Влюбиться в призрак вынудил злосчастный рок.
В нее, мне кажется, вложил всё совершенство Бог,
И манкостью ее моя душа влекома.
Разочаруюсь ли, увидев, я, фантома,
Иль не встречаться с нею дам себе зарок?
А коль столкнуться доведется в срок,
Расстройство в душу вселится или истома?
Как долго к призраку влеченье проживет?
Угаснет интерес иль силу наберет?
Расстройство встреча принесет или отраду?
Но больше не хочу томиться мыслями о ней!
Поверю лишь глазам, увидеться мне с нею надо,
Чтоб или позабыть, иль полюбить сильней[61].
* * *
На следующий день после отбытия Луиса Игнасио и Инес Адорасьон семейство Ринальди потрясло неслыханное событие, всколыхнувшее столичный бомонд[62]. Поверенный вскрыл завещание покойного герцога Маддалони. Из него Джанкарло Мария узнал, что у него есть девятнадцатилетняя единокровная сестра, которую зовут Фьямметта Джада. Она законная дочь отца от второго брака. Повторную женитьбу почивший герцог скрывал ото всех. О существовании юной маркизы Гверрацци в ближайшем окружении Джанкарло не знал никто.
Вот только спокойствие поверенного семьи дало повод подозревать, что для него такой поворот событий не стал неожиданностью. Как выяснилось позже, Арканджело Гуитто действительно знал обо всём. Именно он и поведал новому герцогу Маддалони обстоятельства этой странной истории. Именно он сообщил, что все девятнадцать лет сестра провела в их родовом замке Кастелло Бланкефорте на окраине городка Сант-Агата-де-Готи
