– Знаете, ваша светлость, пожалуй, я не буду спускаться к ужину. Попросите служанку принести в мою комнату стакан молока.
Фьямме показалось, что любимый с детства напиток сможет погасить тот пожар, который непристойными речами разжег внутри этот невыносимый мужчина.
– Как прикажете, mi prometida[42], – на лице Луиса Игнасио играла довольная улыбка.
– Не смейте называть меня так!
– Как скажете, mi Caramelito, как скажете.
Маркиз вроде бы согласился, но озорные лукавинки в его глазах и многообещающий тон не оставляли никаких надежд на то, что мнимое согласие получит реальное подтверждение.
Фьямметта сделала книксен и спешным шагом направилась в свои покои. Намерение навестить Хасинту Милагрос внезапно переменилось. Сначала с самой собой и своими чувствами нужно разобраться. Понять, что с ней происходит. А уж потом пытаться обсуждать это с подругой, сестрой маркиза.
Глядя с довольной улыбкой в спину удаляющейся девушки, Луис Игнасио повторил про себя слова деда: «Nunca te arrepientas de lo que hiciste si en aquel momento estabas feliz! – Никогда не жалей о том, что сделал, если в этот момент был счастлив!»
Он был счастлив и ни минуты не жалел о том, что только что сделал. Да, он воспользовался арсеналом средств по обольщению невинных дев. Подцепил юную маркизу на крючок желания и интереса. Но сделал это во имя их с Фьяммой счастливого совместного будущего. А то, что оно точно станет счастливым, Луис Игнасио убеждался с каждым днем всё сильнее. Лишь бы на пути к этому светлому будущему самому не сорваться. Лишь бы удержать в узде собственные порывы, что, находясь вблизи Фьямметты, становилось делать с каждым разом сложнее и сложнее.
* * *
Фьямметта Джада сидела напротив брата в его кабинете, но мысли ее были очень далеко. После вчерашней встречи с маркизом де Велада она ночью почти не спала, а когда засыпала, вновь будто слышала возле уха волнующие и сводящие с ума мужские нашептывания, от которых жар сладострастия разливался по телу.
Всю ночь Фьямметта перебирала в уме прозвучавшие фразы, свои и маркиза. Бранила себя нещадно за некоторые из них. Придумывала, как можно было сказать иначе.
Она заблудилась, запуталась, увязла в эмоциях. Ее чувства были столь противоречивыми, что напоминали заляпанную палитру художника, где все краски смешались. Под стать эмоциям были и мысли. Непоследовательные, несогласованные, а порой и взаимоисключающие. Вот бы кому-то в голову пришло изобрести мыслемельницу, чтобы измельчить путаные думы в муку и запечь в печи. Может, что-нибудь путное и испеклось бы.
Проснувшись утром, Фьямма не стала спускаться к завтраку. Вместо этого распорядилась, чтобы камеристка срочно упаковала вещи. Дабы избежать новой встречи с Луисом Игнасио, юная маркиза решила уехать на виллу в Поццуоли. Однако брат перехватил ее и чуть ли не силой утащил к себе в кабинет, заставив слуг занести собаку и вещи обратно.
И вот сейчас Фьямма старательно отводила глаза от строгого взгляда герцога. Делала она так вовсе не потому, что считала себя в чем-то виноватой. Просто довольно трудно поселить в душе брата, который никогда не гостил в ней за двадцать лет ее жизни.
Нет, Фьямметта старалась относиться к Джанкарло Марии с вежливой благожелательностью, несмотря на то, что новообретенный старший брат воспринял поначалу ее появление с холодной отстраненностью, с течением времени сменившейся сдержанной расположенностью. Фьямма понимала, что такое отношение в большей мере было обусловлено не душевными качествами нового герцога Маддалони, а обидой на отца, который держал в тайне и вторую жену, и дочь. Чего греха таить, она тоже имела личный счет к отцу за то, что скрывал старшего брата. Будь всё иначе, у них с Джанкарло могли бы быть совершенно иные отношения.
