– Меня забавляет игра в слова, – ответила Фьямметта с улыбкой. – В этом смысле беру пример с вас. У вас в этом вопросе опыта и мастерства гораздо больше, но я хорошая ученица, быстро схватываю. Тем более с таким острословом-учителем, как вы.
– Заметь, ты не стала возражать, что тебе никто, кроме меня, не нужен, – свои слова Луис Игнасио сопроводил ироничной ухмылкой. – Признание моей значимости для тебя вкупе с интересом к моей персоне – отличный коктейль для того, чтобы подняться на новую ступеньку наших отношений.
– Каких еще отношений?! – воскликнула Фьямма.
– Тех самых, которые я пытаюсь наладить.
– Как можно пытаться наладить то, чего никогда не было?
– Если их не было, то почему всю дорогу до Неаполя ты думала исключительно обо мне?
Маркиз де Велада сказал это наугад, но по вспыхнувшим румянцем девичьим щекам понял, что попал в точку, и на его страждущее сердце пролился сладкий бальзам самодовольства.
– Да что вы о себе возомнили?! – воскликнула Фьямма в полном смятении.
– То, что я твой будущий супруг? – вопрос маркиз произнес с утвердительной интонацией.
– Вот еще. Что за чепуха! Этому не бывать!
– Отчего же? В моей стране любая девушка, даже та, кто не знает меня лично, с радостью согласилась бы стать моей женой.
Фьямметта Джада показательно фыркнула.
– Вы упускаете из виду три немаловажных фактора: мы не в вашей стране, и я не любая девушка.
– Смею заметить, ты назвала два из трех.
– Третий фактор заключается в том, что эти девушки согласились бы стать вашей женой потому, что лично не знакомы. Мне же выпало сомнительное удовольствие узнать вас лично, поэтому я не попадаю в число тех счастливиц в кавычках, о коих только что вы рассуждали. Или хотите, чтобы я всякий раз в вашем присутствии растекалась лужицей, как иль-флотант[34] на солнце?
– Хо-хо! Даже мечтать об этом боюсь, – произнес маркиз де Велада с улыбкой. – Однако если прислушаешься к себе и услышишь внутренний голос, то уловишь, что рождена, чтобы стать моей. Молчишь? Почему молчишь?
– Следую вашему совету. Пытаюсь расслышать свой голос.
– И что же он тебе говорит?
– Ничего. Совсем ничего. Он молчит. Наверное, это такая форма его протеста.
– Что ж, поживем – увидим.
Вопреки сказанному, Луис Игнасио неожиданно привлек ее к себе рукой за талию и вжал в себя с такой силой, что ее тело вынуждено повторило все изгибы, все выпуклости тела мужского. Между ними сейчас не было никакого зазора, ни на йоту пространства, и никакой возможности у Фьяммы вывернуться из капкана властных и уверенных рук, держащих в объятиях. От этого Фьямметта напряглась и натянулась, как гитарная струна.
Проведя инстинктивно ладонями по мужской груди, она совершенно неожиданно укололась указательным пальцем о золотой позумент[35] на жюстокоре маркиза.
Девушка охнула, и маркиз ослабил хватку. Фьямма выставила палец вверх и заметила выступившую на кончике маленькую капельку крови. Она попыталась высвободиться из объятий мужчины, но не тут-то было. Луис Игнасио прижал ее крепче, после чего взял за руку. Медленно, не отрывая глаз от лица девушки и наблюдая за каждой реакцией, поднес окровавленный палец к своему рту. Еще медленнее обхватил его губами и чувственно облизал.
Фьямметта наблюдала за этим действом завороженно. Ее разум внезапно превратился в подтаявшее на солнце желе. Сквозь вязкую жижу, которой стал ее мозг, пытались пробиться рождающиеся в его нетронутой глубине предостерегающие мысли, но тут же юркими ящерками они убегали на периферию сознания.
