Отойдя еще на пару шагов, добавила:
– Кстати, целуетесь вы действительно неплохо. Что есть, то есть. Очевидного отрицать не стану. Но вы должны также знать, что желание повторить поцелуй я задавила в зародыше. По крайней мере, до нашего венчания.
– Отчего так? – спросил маркиз с улыбкой. – Если тебе понравилось, я готов пойти навстречу. Удовлетворенная женщина – счастливая женщина. А я, знаешь ли, люблю делать женщин счастливыми. Может, повторим?
Фьямметта фыркнула.
– Пожалуй, откажусь от такого счастья.
Бровь Луиса Игнасио взметнулась вверх.
– Что так?
– Боюсь, что целоваться со мной понравится вам, а я, в отличие от вас, идти вам навстречу не готова вовсе. Кроме того, вы улыбаетесь, как человек, которого счастье переполняет через край. Боюсь, как бы не умерли от его переизбытка.
Фьямма отвернулась и нацелилась поскорее ретироваться, но тут же была остановлена властным захватом мужских рук на талии. Тело маркиза вплотную прижалось к ее спине. Жар мужского дыхания опалил шею.
Рассудок Фьямметты настоятельно требовал избежать новых ласк, но ноги стали непослушными, ватными, а по всему телу разлилась странная, не испытываемая никогда ранее истома. Она не могла, не имела сил пошевелиться. Мужские губы коснулись со спины чувствительного местечка справа от основания шеи, а уверенные руки перекочевали ей на грудь и уютно расположились там. Настойчивые касания губ за ушком и к надплечью лишали воли, пленяли и подчиняли. Фьямметте до одури захотелось вновь ощутить эти жаркие губы на своих собственных. Из последних сил она развернулась в кольце рук. Ее глаза округлились, а рот предвкушающе приоткрылся, когда она прочла в глазах Луиса Игнасио всю силу потребности в ней.
Маркиз, не давая ей ни секунды на раздумья, не оставляя ни малейшего шанса избежать неизбежного, вонзился губами в ее губы. Сокрушающий поцелуй обрушился на нее, как выброс раскаленной лавы из Везувия. И это стало концом ее воли, концом сопротивления, полной капитуляцией перед этим мужчиной. Внутреннее пламя всколыхнуло волну страсти и ринулось навстречу маркизу. Неожиданно для себя Фьямма буквально ворвалась в поцелуй. Отдалась ему полностью, безраздельно и безоговорочно.
Теперь и она целовала горячо, страстно, со всей отдачей, на которую была способна. Уже не было ни страхов, ни опасений. Даже мыслей никаких не было. Был только огонь, сжигавший ее, заставлявший плавиться в руках зрелого, искушенного мужчины. Вынуждавший растекаться перед ним восковой лужицей. Побуждавший прижиматься к его телу, желая слиться с ним воедино. Биения сердец и дыхания смешались так, что стало невозможно различить, где чей ритм и где чей жар.
Мастерским, искусным поцелуем Луис Игнасио заставил ее позабыть обо всём на свете. Он жадно терзал ее губы, воспламеняя ее кровь, пьяня и дурманя, лишая сил и остатка мыслей, высекая искры страсти, впечатывая ее тело в свое и пронзая острым желанием продлить лобзание как можно дольше.
Маркиз втягивал в себя ее дыхание, исступленно сминал губы, таранил языком, целовал до черноты перед глазами, до сведенных скул, до закипания мозга. Заставлял не чувствовать ног, забыть о себе. Хвататься руками за полы распахнутого жюстокора, за плечи, за шею. Бояться того, что сердце вырвется наружу из тесной клетки и упорхнет в небеса счастливой птицей.
И вдруг… это прекратилось. В голове Фьяммы всё еще плыло и кружилось в сумасшедшей, бесовской пляске. В ушах шумело от неистового тока крови, но она сумела разобрать чувственный шепот возле уха:
