– Вот еще! – процедила она вслух. – Пусть прибережет аркан и седло для другой необъезженной лошадки.
Сказала и тут же шлепнула себя мысленно по губам. Что она почувствует, если узнает, что маркиз и впрямь пожелает «объездить» другую непокорную дурочку? Похоже, потеряв девственность, она обрела нечто другое: после соития с мужем в ней проснулась жадная собственница! Как там маркиз сказал? Я буду твоим единственным мужчиной? Так вот пусть и она у него будет единственной женщиной!
И тут Фьямметта наконец-то нащупала главное, то, что мешало ей принять до конца свой брак и раствориться в новой роли. Этим главным был страх. Да-да, именно страх возможного счастья останавливал ее. Она была счастлива с Анджело, она любила, а потом всё потеряла.
Репутация маркиза ставила под большое сомнение возможность крепкого, счастливого брака. Фьямма боялась отдать этому мужчине сердце. Вдруг, вдоволь натешившись ею, он вновь вернется к прежней, разгульной жизни? Если она по-настоящему влюбится в него, а он начнет изменять, придется по кусочкам собирать осколки разбитого сердца. И это будет пострашнее, чем расставание с Анджело, потому что зреющее в душе чувство к маркизу даже сейчас, в самом зачатке, сильнее, чем прежнее чувство к Анджело Камилло. Фьямметта уже нисколько не сомневалась: с бывшим женихом у нее была не любовь, а сильная юношеская привязанность. Не более. А вот с Луисом Игнасио…
Додумать Фьямметта не успела. Дверь в спальню отворилась, и в нее вошла… Джиорджина? Ее личная камеристка из Кастелло Бланкефорте улыбалась и держала под мышками Джельсомино и Вольпину.
– Джина! Откуда ты взялась и как сюда попала?
– Так меня выписал из нашего замка ваш будущий, ой, уже нынешний, – поправила сама себя девушка, – супруг. Я здесь со вчерашнего вечера. Его светлость распорядился готовить здесь всё к вашему приезду. Кстати, монна[137] Фьямма, вас можно поздравить? Как я понимаю, вы теперь маркиза де Велада?
– Похоже на то, – как-то безрадосто ответила ей Фьямметта.
Собаки, услышав ее голос, наперебой затявкали. Камеристка спустила их с рук на пол, и питомцы со звонким, радостным лаем бросились к хозяйке. Служанка подбежала вслед за ними, подняла и подсадила их на кровать. Они принялись вилять хвостами и нализывать руки Фьямметте.
– А эти прелести откуда здесь взялись?
– Так его светлость маркиз привез их вместе со всеми вашими вещами. Помимо кареты, две веттуры разгрузили, да еще я вчера из замка по велению его светлости кое-что привезла.
Вдруг до Фьямметты Джады дошло:
– Постой, если ты здесь со вчерашнего вечера, почему я тебя до сих пор не видела?
– Маркиз запретил заходить в ваш будуар до его разрешения. К тому же он самолично запер вас на ключ, когда привез давеча из церкви. А с полчаса назад, когда уходил, распорядился приготовить для вас ванну и чистую одежду.
– Маркиза нет дома?
– Его светлость, уходя, сказал, что отправляется на корсо[138]. Он распорядился готовить ужин исключительно для вас. Сказал, что дома ужинать не будет.
Поднимая с пола разбросанные предметы одежды, камеристка добавила:
– Кстати, ванна в туалетной комнате готова. Вам помочь или справитесь сами?
– Справлюсь сама, Джина. А ты пока приберись здесь.
Фьямметте срочно требовалось побыть одной. Ей нужно было во что бы то ни стало обдумать новые сведения, изложенные служанкой, чтобы выработать правильную стратегию поведения в отношении супруга. Да, пожалуй, пора привыкать называть Луиса Игнасио именно так. Отныне он ее супруг. И этого теперь не изменить. Но менять ей, как ни странно, ничего и не хотелось. День неправильных событий принес в итоге ощущение удивительной и вполне закономерной правильности.
