Рәфгыйдеп Аурупаи сән гарше әгъләйә кадәр,
Нә ичүн безне дөшердең фәрше әднәйә кадәр?
Милләтең бу хале мәктүбме китабы хикмәтә?
Монхасыйрмы ане гомре хәле мәхзүниятә?
147(Ты возвысило Европу до небесной высоты,
Отчего же нас, злосчастных, опустило низко ты?
Неужели быть такими мы навек обречены
И в постылом униженье жизнь свою влачить должны?
148)
Перевод А. Ахматовой
Интонация призывных восклицаний, усиливающих ритмическую энергию стиха, выявляет могущество воли лирического субъекта, противостоящего судьбе и стремящегося создать новый мир на разумных основаниях, по законам справедливости и добра:
Яз тәгаллемләргә тәргыйб, әйлә тәкъдир къәдрене;
Ит наданлыкларны тәгъриф, зәһрене яз, гъәдрене.
Яз караны кара диб һәм һәм игътираф ит акны – ак,
Җөпне җөп дип язмалысан һәм ушандык такны – так.
Бакма һич кәс хәтеренә, милләтең дәрденә бак!
Бәддога – явыз догая һәр заман асма колак.
<…>
Гафилез без, җаһилез – вай хәлемез, вай хәлемез!
<…>
Дәфгулынсын җөмлә хәсрәт, фәкърү хәкърү, мәскәнәт!
149(Призови народ к ученью, пусть лучи твои горят!
Объясни глупцам, как вреден беспросветья чёрный яд!
Сделай так, чтобы считали чёрным чёрное у нас!
Чтобы белое признали только белым – без прикрас!
Презирай обиды глупых, презирай проклятья их!
Думай о народном благе, думай о друзьях своих!
<…>
Пусть из мрака преисподней в царство света выйдем мы!
<…>
Пусть исчезнет безвозвратно нищеты и горя путь!
150)
Попытки управлять силами жизни возрождают жанровую семантику заклинания, превращая перо в единственное и универсальное орудие мироустройства.
Поэтический дар существует в человеке как некая внеположная ему стихия, на которую лирический герой Г. Тукая пытается воздействовать, к которой обращается с вопросами, призывами и т. д. Например: «Күкрәгемдә минем шигырь утым саумы?!»151 («Огонь поэзии, гори в душе моей!»152), («Поэт», 1908); «И каләм, син хакны язма, күз буя, юк-барны яз…»153 («Отныне лги, моё перо, тумань глаза и вздор мели!»154), («Отчаяние», 1910). В «Размышлениях одного татарского поэта» проявилось рефлексивное отношение к своему таланту, обладающему неким независимым от лирического субъекта бытием:
Ачы булгач күңлем, шигърем ачы чыга,
Бәгъзан пешкән дип уйласам да – чи чыга;
Очырмакчы булсам былбыл күкрәгемнән,
Әллә ничек! – Мыр-мыр итеп мәче чыга
155.
(Горьким вышел мой стих, горечь сердца вбирая…
Плод испёкся как будто, а мякоть – сырая.
Соловья ощущаешь в груди, а на свет
Лезет кошка, мяуканьем слух раздирая
156.)
В отличие от А. С. Пушкина, считающего жизнь поэта избранническим служением («Пророк»), а пророческий дар знаком как сакральной миссии поэта, так и его сопричастности демоническим силам («Пророк», «Подражание италиянскому»), Г. Тукай придаёт художественному творчеству значение «земного ремесла» («Кечкенә генә көйле бер хикәя» [«Маленький рассказ в стихах», 1906]), которое, как и любой другой вид деятельности, надлежит выполнять добросовестно и ответственно. Творческое же призвание может проявиться в каждом под воздействием воспитания и образования:
