Галерея забытых снов - страница 7

Они шли по аллеям, что, казалось, вели в иные эпохи, где время растворялось в тумане. Парк дышал, его ветви шептались, как холсты галереи, и тени, скользящие под ногами, тянулись к Эванджелине, будто хотели утащить её обратно в коридор. Она чувствовала его взгляд – не навязчивый, но глубокий, как бездна, что зовёт упасть. Александр был галантен, его движения – точны, как у танцора, что знает каждый шаг судьбы, но в каждом жесте, в каждом повороте головы крылась тьма, что манила её, как пламя – мотылька. Она хотела спросить, кто он, почему его глаза кажутся зеркалом, где она видит не себя, а другую – но слова застревали, как мухи в паутине.

– Ты выглядишь потерянной, – сказал он, останавливаясь у старого фонтана, чья вода, чёрная, как чернила, отражала их лица. – Этот мир… он не для таких, как ты.

– Таких, как я? – её голос дрожал, но в нём мелькнула горечь. – Ты тоже считаешь меня странной? Ошибкой, как Мэри?

Он покачал головой, и улыбка его, едва заметная, была как тень луны на могильной плите.

– Не странной, Эванджелина. Другой. Ты видишь то, чего не видят они. Тени. Зеркала. Жизнь за жизнь.

Фраза ударила её, как звон колокола, и мир качнулся. Тени у фонтана вытянулись, став длиннее, чем должны были, и в их движении она услышала шёпот – её имя, произнесённое на языке, которого не знала. Она моргнула, и тени исчезли, но холод в груди остался, а голос галереи, тот самый, что требовал платы, зазвучал в её голове, как эхо: «Заверши… заверши…». Эванджелина сжала его руку, ища опору, но пальцы Александра были ледяными, и в этом холоде она почувствовала тьму – ту же, что росла в ней самой, с каждым мазком, с каждой кровью, пролитой в галерее.

– Почему ты здесь? – прошептала она, глядя в его глаза, где плескалась вечность. – Я не знаю тебя… но знаю. Кто ты, Александр? Почему я… не могу отвести взгляд?

Он наклонился ближе, и его дыхание, холодное, как осенний ветер, коснулось её щеки. В его взгляде мелькнула искра – не тепла, но тайны, что связывала их через века.

– Быть может, мы встречались, – сказал он, и слова его были загадкой, которую она боялась разгадать. – Во снах. В тенях. В зеркале, где души находят друг друга. Ты чувствуешь это, не так ли? Тягу. Тьму, что зовёт нас обоих.

Её сердце билось неровно, и мир вокруг дрогнул, как отражение в пруду. Она хотела возразить, но его слова, как яд, проникали в её кровь, пробуждая что-то древнее, что спало в её душе. Тьма, о которой он говорил, была в ней – она чувствовала её, когда рисовала Марту, когда видела, как демоны рвали её плоть. И теперь эта тьма росла, как чёрный цветок, с каждым шагом, с каждым его взглядом.

Они продолжали идти, и парк, казалось, менялся под их шагами. Деревья склонялись ниже, их ветви шептались, как холсты, а воздух стал тяжёлым, как в галерее. Александр остановился под сенью старого дуба, чьи корни, подобно венам земли, сплетались у их ног. Он повернулся к ней, и в его глазах она увидела не только тьму, но и боль – глубокую, как рана, что не заживает.

– Ты боишься, – сказал он, и голос его был мягким, но в нём звенела сталь. – Но страх – это лишь тень истины. Ты уже сделала выбор, Эванджелина. В галерее. И сделаешь ещё.

Она хотела спросить, что он знает, но его рука коснулась её лица, и время остановилось. Его пальцы, холодные, но нежные, провели по её щеке, и она почувствовала, как тьма в ней отзывается, словно чёрная гниль, что пробивалась после смерти Марты, расцветает под его прикосновением. Их губы слились в поцелуе – тихом, безмолвном, как дыхание времени, но в нём была не только любовь, но и проклятие, что связывало их через зеркала и холсты.