Гамаюн – птица сиреневых небес - страница 20




Полицейские приехали быстро и, не тратя лишних слов, послушно потопали за мной и матерью в гаражи.

– Вон там, – издали шепотом показала я на открытую дверь.

– Стойте здесь! – строго приказал немолодой мужчина в форме и пошел с напарником к боксу. Я хотела ему ответить, что никакая сила в мире не заставит меня сейчас сдвинуться ближе к тому месту хоть на миллиметр, но только молча кивнула головой.

Заглянув в бокс, полицейские пару раз в сердцах упомянули чью-то мать и стали названивать по телефонам, вызывая на подмогу коллег из убойного отдела, криминалистов, труповозку и других причастных к этому действу лиц. Мне и маме было приказано остаться на месте, что мы и сделали.

Я слушала, как полицейские переговаривались, жаловались на то, что такое убийство видят в первый раз, что свидетелей, судя по всему, нет, что если не найдут совпадения образцов по ДНК в базе данных, то пиши пропало: будет глухарь.

– Дяденька, а убийцу найдут? – с надеждой спросила я, когда пожилой полицейский записал мои показания и велел идти домой.

– Конечно, найдем, девочка, – уверенно кивнул головой мужчина, но я почувствовала, что он врет.

Его аура источала насыщенно серый цвет, в котором мешались разные чувства: гнев, усталость от работы и жизни, грусть и обреченность.

– Идите домой, – сказал полицейский и закрыл папку.

– А вы мне не дадите?.. – вдруг всколыхнулось в моей отупевшей от переживаний и чувств голове воспоминание из фильма: полицейский протягивает визитку и бодро говорит: «Если что вспомните, звоните!»

– Что дам?

– Ваш номер телефона. Вдруг я что-нибудь вспомню, – подавленно закончила я и сникла под недовольным взглядом матери и удивленным полицейского.

– А, конечно, – легко согласился тот, написал на клочке бумаги свой номер телефона, имя и протянул мне.

– Возьми. На всякий случай. Зовут меня Вадим Михайлович.

Я тут же спрятала бумажку в карман понадежнее и дала матери увести себя домой.


Я думала об этом целую ночь, которую провела в полусонном-полусознательном состоянии. В короткометражных ночных видениях я пыталась выкарабкаться из какой-то ямы, куда-то ползла, срывая ногти и царапая руки о камни, пока не оказалась около небольшого бочажка, полного затхлой черной воды. Как зачарованная, смотрела я на воду, чувствуя заходящимся в бешеном ритме сердцем, что сейчас произойдет что-то страшное. И когда гладь воды подернулась от встающего из глубин нечто, я страшно закричала и перепугала всю семью. Разбуженная мать поворчала, но в виде исключения разрешила перелечь к ней в постель, где я и провела остаток ночи, прижимаясь к родному телу, обливаясь холодным потом и до рези в глазах вглядываясь в мучительно медленно сереющее окно.

Я думала об этом целый день, стараясь не выдать свою излишнюю осведомленность о трагедии, но настороженно прислушиваясь к перешептываниям взрослых и разговорам одноклассников. Город бурлил слухами и пересудами, тут и там раздавались гневные причитания женщин и проклятия мужчин. Однако во всем этом разноголосом хоре не прозвучало ни единого намека на то, что полиция близка к поимке человека, совершившего злодеяние.

На четвертый день я решилась. Придуманная мною ложь была тщательно подвергнута всестороннему испытанию на прочность и наконец обрела твердость кристалла. Открыться матери я решилась бы только в горячечном бреду, поэтому пришлось прибегнуть к помощи одноклассника.