– Так ты говоришь, что видела, как он из гаража выходил?
– Да. Я за углом присела, чтобы гольф подтянуть. Он меня и не заметил. Оглянулся по сторонам, дверь притворил и быстро пошел.
– А ты уверена, что узнала его?
– Конечно. Там близко было. Можете сами проверить.
– А почему сразу не сказала?
– Испугалась я. И растерялась. Но это точно он был.
– Ну хорошо. Я проверю все.
– Вы только маме не говорите, пожалуйста. Заругает.
– Хорошо.
Дядю Борю взяли через двое суток. Весь двор наблюдал, как его посадили в машину и увезли в полицию. Соседки возмущенно обсуждали, как можно было вообще подумать на такого милого человека. Такой, дескать, безобидный и добрый человек. С ребятишками возился, угощал постоянно. Видимо, эти полицейские совсем отчаялись найти настоящего преступника, вот и взяли первого попавшегося невинного человека. А убийца уже давно за тридевять земель от нашего города.
Однако вскоре страшная правда прогремела во всеуслышание: образцы ДНК, оставшиеся на теле девочки, совпали с образцами дяди Бори, в его квартире нашли какие-то вещи Насти, измазанные в крови, и вина мужчины была неоспоримо доказана. И тут же двор взорвался в крике искреннего возмущения противоположного свойства. Дескать, всегда Бориса подозревали в нехорошем: и рядом с детской площадкой специально, мол, терся, чтобы за девчонками подглядывать, и конфетами подманивал, и вообще взгляд у него был подозрительный, да и не женат – короче, полный набор признаков маньяка.
Престарелая мать дяди Бори долго не хотела верить, что ее замечательного сына обвиняют в таком ужасном преступлении, но когда осознала чудовищную правду, попала в больницу с инфарктом, после которого еле оправилась и уехала куда-то из города. Их брошенная квартира зазияла выбитыми стеклами, а дверь всю измазали граффити. Кажется, жилье потом долго продавали, пытаясь копеечной ценой завлечь не особо брезгливого покупателя.
Я умолила Вадима Михайловича не выдавать меня и не говорить никому, что это я навела полицию на убийцу, которого без моей помощи вряд ли когда-нибудь смогли бы вычислить. Мне не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, даже вообще говорить на эту тему мне было неприятно. К тому же обман, на который я пошла, все еще тянул за подол мою совесть.
Но разве могла я сказать Вадиму Михайловичу настоящую правду? Разве поверил бы мне взрослый человек, полицейский, если бы я призналась, что никакого дяди Бори я у гаража не видела. Зато сразу же, как только приоткрыла гараж, почувствовала на месте убийства присутствие знакомой ауры – этот мерзкий, с металлическим привкусом запах, запах беды и кровожадного вожделения. Запах, который я так хорошо помнила и который всегда вызывал во мне тошноту и ужас. Этот подспудно ожидавший своего подтверждения ужас давно валялся в дальнем ящике моего сознания недописанным листком, и только теперь был окончательно завершен и увенчан оттиском кровавого штампа.
