Губин, осмелев от выпитого, сурово глянул на архангела. Однако, увидав нахмуренное лицо, решил малость притормозить.
– Вообще-то, мне, Гаврюха, политика по барабану. Но только вот, что у нас тут ни придумают, всё наперекосяк выходит. Сейчас вроде бы как наладилось, с колен мы, значит, поднялись, а только ведь снова, ежли копнуть, жизнь – у кого как. Начальнички обжираются, деньжищами сорят, а начнешь правду искать – хрен добьешься. Вор на воре сидит. Цены, блин, растут. На прилавках полно, да поди, купи.
Осветив политический момент, Губин почувствовал, что не прочь чего-нибудь еще пожевать. Он покосился на одинокий кусок колбасы, на открытую банку килек и сглотнул слюну.
– Ешь, – неожиданно произнес молчавший архангел. Лицо его было хмурым, но без былой строгости. – Ешь.
Василий уговаривать себя не заставил, подцепил несколько килек, взял ржаную горбушку и быстро всё уплел. Затем проделал то же с остатками колбасы и салата.
Все это не грех было бы чем-то запить. К тому же закуска в виде кильки еще оставалась.
Но тут дело предстояло тонкое. Губин решил, что к мысли о выпивке архангела надо подвести аккуратно.
– Ты не думай, Гаврюха, что я алкаш или вроде того. Но работенка у меня, скажу тебе, не сахар. Я ж не сразу в сантехники пошел. Туда-сюда помотался, без работы походил и поддавать начал. Чуть не спился. Хорошо, кореш один вытащил, в контору свою уволок строительную. Там и на сантехника выучился. Три года я у него отработал, оклемался, очухался. Потом лопнула фирма у кореша. Менты наехали, комиссии затрахали – тому отстегни, этому отстегни. Налоги страшенные. Пришлось в ЖЭК подаваться. А тут как? Ну, подхалтуришь другой раз, сшибешь деньгу на стороне, а так – фуфло. ЖЭК, он и есть ЖЭК – прыгаешь, как вошь на ниточке, кто даст на лапу, кто не даст. Оттого и керосинят все. Но я, Гаврюха, норму знаю. Примешь стакан после работы, и всё! Ну, и по субботам, по праздничкам – ясное дело. А как не пить? Кругом же все свои. Что ж, одному трезвым ходить?.. Ты, конечно, не одобряешь. Понимаю. Но сам посуди – совсем-то всухую тоже нельзя. Вот килька, к примеру. Ее ж, помимо водки, никак.
Василий сделал вид, что впервые заметил кильку, хотя, философствуя, глаз с нее не сводил.
– Вон там у нас килечка осталась. Надо бы ее того… А с чем? – Он посмотрел на опорожненный сосуд. – Может, я слетаю, Гаврюша? Одна нога здесь, другая – там. Я быстренько, слово даю!
Архангел посмотрел долгим взглядом в продувную морду Василия, помолчал немного и сказал:
– Пей!
– Что? – не понял Василий.
Гавриил наклонился над столом, протянул руку к бутылке, и Губин увидел, как та вмиг наполнилась какой-то прозрачной золотисто-розовой жидкостью.
– Ш-што… это? – просипел Василий, не успев удивиться, но сразу отметив подозрительный цвет напитка.
– Пей, – настойчиво повторил архангел. – От лозы благословенной дано тебе в утешение.
Василий покачал головой, но отказать архангелу не посмел и, налив полстакана сомнительной жижи, отхлебнул глоток.
Вырвать его не вырвало. Однако горло свело.
В стакане был… сок.
– Ать… Ыть… Ить, – проикал он. – Ты что, Гаврила… За что?..
Архангел поднялся, обогнул стол, встал рядом с Василием, положил руку ему на плечо и еще раз твердо сказал: «Пей!»
Такая, значит, теперь предстояла Василию пытка.
Ничего не оставалось ему, как только подчиниться грубой силе во искупление грехов своих.
