Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина - страница 26



Бродил по проулкам я долго, на перекрестках сворачивая наугад. Нигде никого. Быстрая ходьба добавила бодрости, но смещение перспектив в сторону пространств онирических, зыбких, подвижных, интригующих и непонятных все равно оставалось. Иногда проступали знакомые улицы, иногда представлялись какие-то колоссальные древние города, ну и мало ли что. Преодолев очередной темный проулок, я неожиданно вышел к центральному перекрестку поселка. Под раскачивающимся поскрипывающим фонарем, единственным в темном пространстве, прислонившись спиной к деревянному столбу, стоял Головин в небрежно распахнутом черном одеянии – то ли плаще, то ли пальто, – застыв неподвижно. Видимо, он пребывал в каком-то своем одиноком плавании. Кажется, шел мелкий дождь. Нигде никого. Я тут же обрадовался и воодушевился, но ненадолго: что-то в фигуре и позе Головина заставляло насторожиться, тонкие ледяные струйки потекли вдруг в крови. Подойдя совсем близко, я взглянул на его лицо, потом посмотрел прямо в глаза.

Делать этого точно не стоило: в тот же момент я испытал настоящий шок.

«Не смотри долго в бездну, иначе эта бездна отразится в тебе», – советовал Ницше. Но долго я и не смотрел: один только миг. Однако произошло в этот миг очень много чего. Во-первых, лицо. Чудовищно напряженное, будто от невероятного сосредоточения, и одновременно до предела расслабленное, застывшее – ни единого движения ни единого мускула. Выражение было столь необычное, жуткое, что не оставляло надежды хоть что-либо предположить о захватившей его эмоции, мысли, видéнии, сне. Во-вторых, глаза. Застывшие тоже: расширенные зрачки, в них – глубочайшая чернота, активная и очень подвижная, густая и металлическая: ртуть – не ртуть, живая чернейшая чернота. Раскрытая бездна, врата неизвестно куда, в какую-то бесконечную тьму – самое мягкое, что можно сказать. Понятно, что все это и близко не было гуманоидом, человеком, тем более знакомым нам всем Евгением Головиным. Видеть того, что вокруг, видеть вообще такие глаза не могли.

– В ваших услугах не нуждаюсь, сэр, – в тот самый миг отчетливо произнес отсутствующий Головин.

Шок был особого свойства: не ужас, не страх – какой-то сильнейший транспарентный разряд из зияющей тьмы остановленных глаз, не затронувший ничего – все изменивший, не изменив ничего. Я тут же инстинктивно отшатнулся от потусторонней фигуры под фонарем, направился прочь и скрылся во тьме ближайшего переулка. «Как ветром сдуло», – определил бы народ.

останови зрачки в них грозовой тучей сжимается древняя ночь
Из поэмы «Моление огню»

Теперь я не думал, куда и зачем иду, просто шел. Наверное, долго. Потом неожиданно сообразил, что, похоже, забрел в незнакомый район, – во всяком случае, не узнавал этих мест. Неудивительно: поселок большой, и бывал я, конечно же, не везде. Тем более – тьма: мало что можно вообще разглядеть. Блуждая проулками, немного занервничал, так как знакомого – решительно ничего. Похожее чувство бывает во сне, когда не удается найти выход из запутанного лабиринта замкнутых пространств. Закончилось все на редкость просто: фокус в глазах как-то сместился, и я неожиданно понял, что незнакомый забор, привлекший мой взгляд, я видел, наверное, тысячи раз – за ним был мой дом.

В летнем домике кто-то спал, кто-то беседовал в темноте, было лишь несколько человек. Атмосфера оставалась насыщенной и напряженной, но не такой интенсивной, к тому же нависла очень уж странная тишина. Куда разбрелись остальные и смогут ли как-то найти путь назад? – абстрактный вопрос, не вызывавший более чувств. Я засыпал. Слышал сквозь сон, как вернулся Дугин Александр, в то время совсем молодой. Как, с помощью какой интуиции он выбрался из запутанных переулков и возвратился сюда, было загадкой. Кому-то он начал рассказывать, что собирался уехать домой, в город Москву. После долгих блужданий во тьме якобы вышел к шоссе. В свете фар иногда проносившихся мимо автомобилей различался отчетливо лес, какое-то поле, канавы у самых обочин. Уехать, однако, не удалось. «А было ли и правда поблизости где-то шоссе?» – подумал я вдруг. Вспомнил, что было, но до него километра три по поселку, не зная дороги, вряд ли дойти, тем более в темноте. Скорее всего, это было