Где? – Неважно. Когда? – Все равно - страница 25

– Тссс! – он сделал останавливающий знак рукой.

– Что там? – она замерла, напрягая зрение и слух, но ничего не различая.

– Птицы, вроде. Смотри, вон там, – он указал в направлении, откуда, по его мнению, доносился звук.

Кира пригляделась и увидела пару уток, стоящих у самого края берега.

– Да, утки, – сказала она и сделала шаг как ни в чем не бывало.

– Нет, дальше, в воду посмотри – там бобер.

– Быть того не может! Центр города, мазут, колючка! – воскликнула Кира.

– Однако ж.

Как невидимки, пройдя пункт охраны во второй раз, они перешли через мост, и, кроме растрепанного вида и мазутных пятен на одежде, ничто не выдавало маршрута их прогулки.

– Где тут магазин двадцать четыре часа есть? Пить страшно хочется, – сказал Федор.

– Боюсь, нигде. Пойдем на Остров, там что-нибудь будет точно.

– Не, надо раньше. Давай спустимся в переход, может, там что работает.

Они зашагали к площади Труда, дошли до лестницы, убегавшей вниз, перескакивая через две ступени, спустились в подземный переход у памятного знака о почившем Адмиралтейском канале. Ни магазинов, ни ларьков внутри, конечно, поблизости не было. Старенький сторож коротал ночь за просмотром телепередачи по крошечному телевизору с пузатым экраном. Федор постучал в окошко.

– Доброй ночи! Простите, можно у Вас водички попросить? Магазины не работают, пить очень хочется.

Сторож нахмурил брови, но встал с насиженного места, взял со столика эмалированную щербатую кружку, ополоснул ее водой из пятилитровой бутылки и вышел на порог кабинки, в которой проходило его дежурство.

– Не кипяченая. Кипятка нету.

– Спасибо огромное! Любая пойдет, – Федор с жадностью пил, и только кадык гулял вверх и вниз. Он передал кружку Кире.

– Спасибо Вам большое! – поблагодарила она, возвращая пустую посуду сторожу.

Они взбежали по лестнице и зашагали к мосту Лейтенанта Шмидта. Уже рассвело, когда показался угол Кириного дома. Она тихонько, чтобы никого не разбудить, вынесла сумку, и вместе с Федором они, блаженно улыбаясь и зевая, пошли к метро.

Он проводил ее на Ладожский вокзал и с блуждающей улыбкой поплыл в пустом вагоне метро по тоннелю. Невесомое тело не слушалось, радужными пятнами – слишком светлыми, чтобы различать цвета, – размывалась акварельная реальность. Федор на автопилоте добрался до дома и, не раздеваясь, рухнул на диван. Через несколько часов он, не покидая чудесного забытья, пошатываясь, дошел до окна, с театрально-вампирской гримасой задернул шторы и снова зарылся в одеяло.

С этой ночи все для Киры и Федора изменилось. Сказка стремительно ворвалась в жизнь, город стал пространством, в котором царило волшебство, а желания сбывались.

Через два дня родители Киры перебрались на дачу, а подруги уехали в город. Кира спешила увидеться с Федором, до его отъезда в Петрозаводск.

Жизнь переполнена удивительными совпадениями и повторениями, время заигрывает с нами перекличкой дат и фактов. Пока физики бьются над проблемами времени и пространства, культура дает возможность преодоления обоих при наличии толики воображения – медиатора для внутренних настроек восприятия. Незнание ее законов и правил не освобождает от участия в игре.

Двадцать шестое июня разворачивалось новыми городскими пейзажами, распахнутыми под ногами стоящих на крыше. Город очаровывал вечерней какофонией, словно гамельнский крысолов, он уводил вглубь своих лабиринтов, раскрывал потайные системы дворов. Перед Федором и Кирой открывалась магия запахов, звуков и световых путеводных пятен – бликов от окон, отсветов битых бутылок, слюдяных искр гранитных цоколей. Они уходили за звуком мифической флейты без страха заблудиться, с жаждой увидеть и почувствовать все: от цвета до фактуры, – дотронуться до наждачно-колючей штукатурной щеки этого невидимого великана, настолько гигантского, что увидеть его всего целиком сразу нельзя, маленькому человечку остается только узнавать его по частям, изучать фрагменты. Словно в той притче о слепых мудрецах и ощупываемом ими слоне. И когда двое, делают это одновременно, то видят почти одно и то же. И город становится для них одним, таким, каким не может быть больше ни для кого.