Федор, поднявшись на крышу, отряхнул джинсы, поправил шнурок, связывающий хвост, и огляделся по сторонам. Темнота, разлитая по острову, растворялась только на другом берегу, на манжете набережной с золотыми запонками фонарей. На крыше же ничего не было видно из-за деревьев, посаженных вдоль склада, на который они взгромоздились.
– Пошли на разведку, – предложил Федор. – Давай руку, крыша тут стремная, не факт, что железо просто так сверху на балки не брошено.
Любой совместный выход на крышу был безоговорочным актом доверия друг к другу. Единственная страховка, доступная любителю подобной высоты, – рука того, кто рядом. Эти двое без каких-либо причин начали доверять свои жизни друг другу сразу же, еще с первой, голубиной, крыши. Возможно, это было не что иное, как подростковое безрассудство и неопытность, но если вдуматься, то счастье приходит только к тем, кто позволяет внешнему миру врываться в свой собственный внутренний мир. И это, безусловно, риск подвергнуться разрушению, но не меньший риск стать подлинно счастливым и свободным. И каждый раз, когда их ладони соприкасались, связь между ними, становилась крепче.
Задерживая дыхание, говоря только шепотом и погрохатывая железом, они прошли до деламотовской арки и уперлись в тупик. Дальше – либо спрыгивать во внутренний двор, с расположенными в нем бывшими военными объектами, скорее всего, дополнительно охраняемый, либо спрыгивать на берег, ближе к воде. Поразмыслив, они решились на второй вариант. Федор наклонился к стоящей рядом березе, уперся в ствол и, повисая на руках, с треском обламываемых веток спустился на землю. Кира сбросила ему свой рюкзак, Федор стоял внизу и протягивал к ней руки, чтобы поймать, но она, на всякий случай зажмурившись, оттолкнулась от края крыши и повисла на стволе, тут же сообразив, что не удержится, зажала дерево ногами и, как пожарник по шесту, съехала вниз, в нескольких местах разодрав ноги и ладони. Федор поймал ее уже на земле и держал на мгновение дольше, чем следовало.
– Ты как солдат спецназа. Ноги не разодрала? – он с удивлением ее рассматривал.
– Так, чуть-чуть, – со всем возможным легкомыслием ответила она, чтобы прервать неловкую ситуацию, слегка отстраняясь, хотя делать этого не хотелось. Хотелось, чтобы время остановилось, чтобы он продолжил обнимать ее до конца времен, окаменеть тут, стать памятником счастливому мгновению и покрываться мхом, пока не демонтируют. – Сейчас промою царапину, и пройдет.
Они спускались к воде, раздвигая ветви и опираясь на стволы деревьев, кое-где опутанные колючей проволокой. Заросший и грязный берег, заваленный строительным мусором и ворохами перепрелых листьев, выглядел крайне недружелюбно и оказался таким крутым, что спуск становился испытанием на прочность.
– Черт! Караул! – зарычала Кира, размахивая руками.
– Что там? На колючку наступила? – шепотом спросил Федор.
– Нет! Аккуратней, тут стволы в мазуте, я вся измазалась.
Он подошел к ней, по пути тоже схватившись за дерево и вляпавшись в липкую черную жижу.
– Точно! – засмеялся он. – Смотри, они все до одного уровня в нем, как по линейке. Наверное, покрашены.
– Зачем? – негодовала она. – Для чего нужно деревья красить мазутом?
– Чтоб непрошеные гости спрашивали. И чтобы на выходе сразу было видно, кто тут в гостях был.
Обратно они добирались уже вдоль стены, полные трепета и восторга. В кустах что-то зашуршало.
