Юрка мог бы победить любых соседей. Но его родителям было неудобно. Ну что подумают люди, будто нам жалко дать посмотреть. Поэтому, когда Юрка был занят и решать проблемы старших не мог (например, делал уроки), у телевизора собиралась толпа «гостей».
В воскресенье становилось совсем невыносимо. По воскресеньям Юрка ходил в ДК, в авиамодельный кружок. Клеил модели самолётов, мечтал стать пилотом. Самолёты над Курицыном появлялись редко, почти никогда, зато легко парили по страницам пухлых библиотечных энциклопедий. Юрка собирал из мелких деталей крылья и фюзеляжи, воображал себя в кабине и совсем забывал про близорукость минус пять. Так себе билет в лётчики.
А гости в его отсутствие безнаказанно просачивались к «Северу-3». Выныривали в подъезд из сизых зачинающихся сумерек, заполоняли квартиру, выселяя хозяев на кухню. Вечерние программы орали на весь дом так, что даже глухая бабушка с первого этажа кивала в такт дикторам. Супруги Глинские нервно пили чай. Выразительно смотрели в расписанную крупными васильками клеёнку скатерти. Кажется, им не очень нравилось происходящее. И их собственное идеальное воспитание тоже не нравилось. Просто Глинских приучили, что коллектив важнее, чем они. В смысле, не так, что будь человеком, делись, и к тебе потянутся, а: коллективу надо, ты потерпишь. Но это была посредственная теория. Только выгонять и возражать родители Юрки всё равно не умели. В – вежливость.
Или Б – беспомощность?
Но вечером наступало время петухов. Дикторы тускнели под птичий синхрон. Слышался треск, по экрану шли чёрно-белые помехи. Зрители ругались, пытались стучать по телевизору и даже его трясти. Не помогало. И соседи очень огорчались и разбредались по своим квартирам и дворам. Сердито тренькали велосипедными звонками.
А петухов не вызовешь на «проработку».
Хочешь – свари из них суп.
Ну да, ну да. Уха из петуха.
Зачем Курицыну столько супа?
Поэтому петухи жили хорошо. Кричи не хочу. Какое там не хочу! Всегда хотели!
И тогда мама и папа Глинские выбирались обречённо из кухни, отмывали с пола прихожей следы чужих ботинок и туфель, укрывали прикорнувшую в кресле бабушку с первого этажа и до самого прихода Юрки делали вид, что их нет дома.
Техника ненавидит петушиный крик. Факт.
Или Юрка Глинский, будущий Леркин прадедушка, рассказавший ей когда-то эту историю, оказался не просто пионером, а ещё и учёным. Ему хватило сообразительности не то отрегулировать телевизор, чтобы тот быстро выключался, не то попросту испортить.
Моя прабабушка, бывшая Юркина соседка по парте, сказала бы: «Мастер-ломастер». Но мы с Леркой думаем, так ювелирно проблемы точно не подстроить. Не в Юрке дело. И не в плохо приспособленном к нашей припадочной городской электросети «Севере-3». Это колдовство, честное слово! Или наука. Не знаю.
Если бы я писала об этом постик в ВК, то выбрала бы хештег #Курицынчудит. Именно так. А не #чудесавРазенбурге. Потому что бывает доброе волшебство и глупое. Это – глупое.
Но постик пока пишет Глинская. Отчаянно торопится, старается успеть до петушиного крика. Лерка сидит на изжелта-белых перилах ротонды. За ними – обрыв, внизу плещется Гремучая. Ротонда осталась в старом парке ещё со времён Полянских. Мы часто прячемся тут вдвоём после уроков. В этот угол, далеко от нерабочих каруселей, не доходят гулять мамочки с колясками или старушки. Здесь можно болтать, громко смеяться, включать музыку, подкасты или видеоролики, бросать мелкие камешки и листья в реку, записывать сюжеты в мой видеоблог. А можно просто молчать вместе, держаться за руки и слушать, как внизу шелестит между глинистыми берегами вода.
