Геринга, 18 - страница 26

Летом в деревне было бы тоскливо, если б не соседский мальчик Юра Коровин, с которым мы вскоре сблизились, и я узнал его фамилию, а вместе с ней и много чего ещё. По мере того, как я узнавал его всё лучше и лучше, я понимал, что хочу скорее стать таким, как он: взрослым, самостоятельным и не боящимся того, что его накажут. Я узнал, что он, оказывается, старше меня, хоть и выглядит так же, и ростом такой же. Этой осенью он должен был пойти в школу и страшно гордился этим. Его родители, как и мои, жили в городе, и так же, как и меня, его отправили сюда погостить у бабушки с дедушкой. Только его отправили на лето, а меня – надолго. Мы играли в мяч, лазали по деревьям и воровали соседские яблоки и ягоды. Мало-помалу, досуг в стиле Юры начал втягивать нас в различного рода неприятности. Например, если кто-нибудь из соседей ловил нас на своём огороде, он жаловался нашим бабушкам и дедушкам, и нам обоим попадало. Юре, казалось, попадало меньше, потому что он как будто бы совсем не грустил и не кручинился после того, как его ругали.

– Да-а, поворчали, поругали – подумаешь. Какая разница? Пошли лучше на великах кататься! – говорил он после одной из взбучек.

И мы ехали кататься, и он постоянно норовил уехать туда, куда мои бабушка с дедом мне ездить запрещали, и я всё время чувствовал на себе гнёт возможного наказания и чувства собственной неправоты.

Когда мы ехали мимо сгоревшего дома, я остановился, чтобы посмотреть на него. Теперь он выглядел иначе, нежели сразу после пожара. Двор его зарос бурьяном, забор покосился и был сломан в нескольких местах. Крыша то ли обвалилась, то ли была разобрана кем-то, кто, должно быть, сломал забор. Я уже смутно помнил ночь пожара: воспоминания смешались с интерпретациями, фантазиями и образами, надстроенными воображением. Да и Кеша, с которым мы раньше даже играли, теперь казался скорее персонажем старого сна, нежели реальным человеком. Прошёл всего год, но минуло столько событий, столько всего было пережито, да и я повзрослел на одну пятую долю от всей прожитой жизни в совокупности. А дом – он всё стоял здесь и будто бы чего-то ждал.

– Ты чего встал?! – спросил меня Юра. Он сначала поехал вперёд без меня, потом, поняв, что я отстал, вернулся и теперь слегка негодовал.

– Да дом смотрю, – ответил я.

– Зачем? Чего там?

– Он сгорел. Я это видел даже, мой дед его тушил.

– Ого! Хочешь залезем?

– Нет, наругают.

– Да не наругают!

– Наругают.

– Ты не расскажешь если, то и не наругают. Пошли!

Юра подъехал к дому, бросил велосипед в траву и подошёл к забору в том месте, где одна из его секций была свалена.

– Подожди! – сказал я и последовал за ним.

Мы пробрались во двор. Трава возвышалась над нашими головами. Было много крапивы и репья.

– Крапиву притаптывай ногой, а то обожжёшься! – напутствовал Юра.

Я посмотрел, как это делает он, и стал делать так же. Миновав траву, мы добрались до крыльца. Позади нас осталась протоптанная тропинка, и, посмотрев на неё, я был счастлив, что по пути назад никакую крапиву уже притаптывать не придётся.

– Дверь открыта! – восторженно сказал Юра, отворил дверь и вошёл внутрь.

– А вдруг там кто-то?

– Кто?

– Не знаю. Бомжи.

– Откуда в деревне бомжи, что ты за хрень несёшь?!

– А вдруг там взрослые ребята?

– И чего они нам? Надо будет – убежим. Давай не ссы! Сам предложил зайти!

– Я не предлагал!

– Ага, конечно.

Продолжать этот спор я не стал. Спорить было не так интересно, как смотреть по сторонам. Я мечтал оказаться на руинах сгоревшего дома с прошлого лета, и вот я здесь! Смотрю на обугленные стены, на комнату, залитую светом из окон без стёкол. Через крышу тоже просачивались солнечные лучи. Мы будто бы были одновременно и снаружи и внутри. На полу рядом с печкой валялись тряпочки: маленькие лоскутки ткани, которые, видимо, очутились здесь после пожара – иначе они сгорели бы. В печи не хватало кирпичей и металлической дверцы. Она выглядела так, будто бы её сейчас строили, и словно печники, которые клали её, отошли на обед или на перекур. Но на самом деле, конечно же, её разбирали и постепенно растаскивали по частям ушлые соседи и прочие охотники за халявными кирпичами.