Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 6. Иррациональность. Часть 1 - страница 14
Мы можем предложить человеку в гипнозе, что он ничего не будет помнить после пробуждения, но что он запишет все, что произошло во время гипноза, сидя за столом. Теперь его будят. Он не помнит ничего из того, что происходило в трансе; но как только он подходит к столу, его ручка дает совершенно точный отчет обо всех явлениях. Если теперь спросить загипнотизированного человека, что он пишет, он сделает озадаченное лицо; он не знает, что он записал. Как это можно объяснить бессознательной деятельностью мозга? Могут ли бессознательные физические процессы записывать разумные вещи? Это удивительно, непостижимо».
Сидис объяснил и другие трудности, возникающие при объяснении возникновения гипноза через бессознательные состояния. Оказывается, что загипнотизированный человек, если его расспросить о действии, совершенном под гипнозом, часто обнаруживает общее понимание этого действия, тогда как по теории бессознательной деятельности мозга не должно быть такого общего знания о том, что произошло под гипнозом, особенно о выполнении внушения.
При всех этих совершенно правильных соображениях я хотел бы со своей стороны отметить, что даже внушения на время ни в коем случае не совместимы с доктриной бессознательной деятельности мозга. Если бы эти внушения времени осуществлялись строго автоматически, без какого-либо участия сознания, тогда возникает вопрос, чем определяется время внушения и как это происходит? Продолжительность периода, вероятно, измеряется тем же мерилом, что и любое другое время в обычных психических состояниях. Как же тогда бессознательная деятельность определяет время, если этот эталон известен только сознательному разуму?
Суггестия с метаморфозами личности также может служить опровержением теории бессознательного. Пример. Мы говорим человеку в гипнозе, что он не взрослый, а все еще мальчик, посещающий школу. После этого в его голове просыпается целый ворох воспоминаний о школьных годах, которые он воспроизводит в деталях, причем оказывается, что по крайней мере некоторые из этих воспоминаний соответствуют впечатлениям, которые он действительно пережил. Как такие образы памяти могут быть оживлены бессознательной деятельностью мозга и почему их следует считать бессознательными, если в нормальном состоянии те же самые образы считаются осознанными?
Короче говоря, чем больше углубляешься в явления гипноза и внушения, тем сложнее объяснить эти явления на основе бессознательной деятельности мозга.
Поэтому гипотеза не выдерживает научной критики и должна быть отброшена как неопределенная и фактически необоснованная. В связи с несостоятельностью гипотезы ряд французских и других исследователей высказали мнение, что гипноз и другие подобные состояния – это не бессознательные процессы, а сознательные явления, происходящие в области вторичного или так называемого подсознательного «Я», то есть в совершенно особом сознании, которое возникает в этих случаях и становится действенным как нечто независимое и автономное.
Ввиду несостоятельности теории бессознательной деятельности мозга, замечает Б. Сайдис, мы приходим к психическому объяснению гипноза в целом и гипнотической памяти в частности. Подсознание – это не бессознательный физиологический автоматизм, а вторичное сознание, вторичное эго.
Это вторичное сознание воспринимает внушения экспериментатора, принимает их, подчиняется им, сохраняет подавленные воспоминания, посылает общее представление о них высшему сознанию и, по требованию, передает отдельные команды во всех их деталях. Как уже говорилось выше, вопрос о двойном «Я» подробно рассматривался, особенно французскими исследователями.