Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 7. Материализм. Часть 2 - страница 5



При обсуждении этого предположения, однако, следует отказаться от фундаментально важного заблуждения, которое со времен софистов и скептиков вплоть до наших дней затуманивало проблему и не позволяло с самого начала прийти к здравому решению из-за неправильного подхода. Ведь вопрос о реальной ценности того, что дано в чувственном восприятии, нельзя путать или отождествлять с вопросом о его познавательной ценности. В этом также кроется проблема первого порядка; более того, с точки зрения теории научного знания методологическое прояснение вопроса о том, можно ли и когда, при каких условиях и в какой степени сделать вывод из видимости о том, что ее порождает, имеет центральное значение. Ведь науки о природе – это не просто свод правил, которые в описательной форме описывают порядок, сосуществование и последовательность всегда отдельных явлений. Как уже говорилось, они относятся к системе устойчивой реальности, которая вызывает появление сенсорных образов в наших органах. Таким образом, физика, химия и биология работают над созданием объективного контекста, который, будучи материальным субстратом наших восприятий, делает их объяснимыми. Но совершенно иначе стоит вопрос о реальности самих сенсорных образов; вопрос о том, соответствуют ли воспринимаемые качества аналогичным свойствам вещей, с которыми они связаны, может быть проблематичным и всегда оставаться таковым; но это не означает, что сами воспринимаемые качества выпадают из сферы естественной реальности.

Все возражения, которые скептики разных эпох выдвигали против знания объективной основы того, что проявляется в наших впечатлениях, могут справедливо существовать; но они не содержат решения о субъективности или объективности самих ощущений. Утверждение, что роза в действительности не является красной, совершенно неопределенно в отношении истинного места и истинной природы красноты. Почти все возражения, направленные против объективной познавательной ценности чувственных впечатлений, оставляют нетронутым их реальный характер.

Форма аргументации, впервые примененная к проблеме познания софистами, а затем усовершенствованная скептиками античности и призванная продемонстрировать обманчивость чувственного восприятия, в целом может быть описана как принцип относительности всех чувственных впечатлений. В конечном итоге он всегда направлен на доказательство того, что внешнее восприятие в каждом конкретном случае связано с большинством различных условий. Таким образом, к этой всеобъемлющей теореме об относительности всех ощущений присоединяются наблюдения над иллюзиями органов чувств, патологическими состояниями, отклонениями различных восприятий, будь то восприятия одного и того же чувства в разное время или разных лиц и чувств в одно и то же время. 6Качества кажущегося объекта обусловлены состояниями воспринимающего субъекта и поэтому не позволяют сделать вывод о том, что соответствует им в объекте как в том, что их порождает. Но это понимание, даже если его распространить на положение о том, что субстрат возникающих чувственных образов не имеет качества, поскольку не может быть определен качествами, проявляющимися в них, само по себе не содержит утверждения, что чувственные впечатления теперь должны пониматься как чисто субъективные, «внутренние» факты. Напротив, историческое развитие греческих и средневековых теорий восприятия показывает, что вполне возможно отрицать чувственные качества объектов, не приходя к выводу об их субъективности. Поэтому теорема относительности никак не подходит для установления субъективности сенсорных впечатлений в смысле их чисто феноменального существования. Несомненно, верно, что, как выражается Гоббс в самой резкой формулировке, воспринимаемое качество присуще не объекту, а только субъекту, и его доказательство, восходящее к явлениям отражения, но прежде всего к удвоению нашего глаза, с помощью которого мы можем в любой момент увидеть фактически простой объект дважды,