Таланн выхватывает откуда-то парочку длинных ножей и салютует ими мне, ухмыляясь словно безумная:
– Кажется, это за мной.
– Таланн… – начинаю я, но она уже скрывается в передней.
Не зря она поклонница Кейна: в бою Таланн становится сумасшедшей мельницей: руки, ноги, ножи – все так и мелькает в воздухе, разя направо и налево. Вот и теперь из прихожей несутся вопли испуга и боли – Коты явно оказались не готовы к встрече с ней. Я молюсь – хоть бы она успела вывести из строя как можно больше врагов, прежде чем погибнет.
Ламорак выдергивает Косаль из кирпичной кладки и пинает ее ногой. Кирпичи рушатся, и он, не дожидаясь, пока уляжется пыль, помогает Конносу с семьей перебраться на ту сторону. Потом берет меня за руку и притягивает к себе:
– Хватит – этот коридор выведет вас в переулок, по которому вы доберетесь до реки. Иди.
– Ламорак, тебя же убьют…
Он пожимает плечами:
– Либо меня, либо тебя. Но ты сможешь увести семью Конноса в укрытие, а я нет. – Он обводит Косалем вырезанную в кирпиче арку. – Зато я могу долго, бесконечно долго защищать этот проход. А ты, если доберешься до Подданных, пришлешь мне подмогу.
Я хочу возразить, но тут ослепительное пламя вгрызается в мой Щит, и боль рисует узор из черных клякс внутри моего мыслевзора.
Берн идет.
У меня подгибаются колени, Ламорак толкает меня в дыру в стене и говорит:
– Пожалуйста, поверь – я не хотел, чтобы так случилось. Прости меня, Паллас. И вот чем приходится платить.
– Платить? Ламорак…
Но он уже стоит ко мне спиной, перекрыв узкий проход плечами, а Косаль в его руках поет свою песню, кромсая кости и сталь.
– Беги!
Коннос и его жена – меня вдруг охватывает неуместное ощущение неловкости из-за того, что я не знаю ее имени, – уже ждут моей команды.
– Девочек на руки, – говорю я. – Сейчас побежим.
Они хватают каждый по дочке и пускаются за мной, а я уже выбегаю в коридор – слава богу, он пуст. Коридор узкий, длинный, по боковым стенам – двери. Окно в дальнем конце обещает спасение. Мы бежим туда во всю прыть.
У окна я останавливаюсь и выглядываю на улицу.
Серые Коты.
Две группы по пять человек, каждая в своем конце переулка. Их десять, а у меня ни одного бойца.
Коннос видит выражение моего лица.
– Что? Что такое? Они там, да? О боги, это они!
– Мы еще живы.
Я сую руку во внутренний карман туники и вынимаю серебряный ключ. Секунда – и я перехожу в мыслевзор, настраивая его на сияющие печати. Потом сую ключ в замок ближайшей двери, поворачиваю и слышу мягкий щелчок. Я вталкиваю всех внутрь.
Мы оказываемся в двухкомнатной квартире, к счастью совершенно пустой.
– Так, – говорю я, – у нас есть пара секунд, чтобы принять решение. Пока я не творю магию, никто нас здесь не найдет, если только не начнет открывать все двери подряд.
– А ты… разве ты не… – начинает жена Конноса; я впервые слышу ее голос. – Разве ты не можешь сделать нас всех невидимыми или что-то в этом роде?
– Держи себя в руках, – жестко говорит ей муж. – Плащ не работает без магии, а магию засекают все устройства, есть даже люди, чувствительные к ней.
– Но, может быть… – говорю я. – Плащ в сочетании с сильным противоотслеживающим средством…
Он смотрит на меня, вытаращив глаза.
– Дай мне твой свиток.
– Но… но…
За дверью топочут сапоги. Значит, Ламорак погиб. У меня перехватывает дыхание, слезы переполняют глаза, в грудь словно втыкаются раскаленные ножи, от боли я не могу думать.
