Усталость окончательно взяла своё на двадцатый день. Ложка выпадала из трясущейся руки, а глаза слипались. Акил больше не мог справляться один. Только в этот вечер он вгляделся в лица родителей и остальных братьев и сестёр. Едва заметные в тёмной хижине в свете лучины они выражали явное снисхождение. И наконец мальчик понял. Никто не верил в выздоровление Сандры. Это был урок для него. Урок, который он, похоже, усвоил.
Хотя Акил и не был способен спасти сестру, но это не значило, что не мог ничего для неё сделать. Отец лишь уважительно и с пониманием кивнул, когда мальчик взял на руки Сандру и понёс в сторону берега. Девочка любила море и заслужила в последний раз ощутить брызги волн.
Они лежали на песчаном склоне, обдаваемые лёгкой музыкой прибоя. Море словно отнеслось с пониманием и ненадолго замерло. Эта мысль вызвала злость: «Почему! Почему никто не переживает столь же сильно как он! Почему все словно ждут смерти этой милой девочки?»
Но не успел Акил возненавидеть семью, как взгляд упал на повязку на руке Сандры. Мать забинтовала дочь так, чтобы та резким движением не усугубила перелом при пробуждении. Она хотела этого, очень хотела, надеялась, но не верила.
Слёзы покатились из глаз. Акил, наконец, оказался готов принять случившееся, как приняли родители. И принять ответственность за допущенную невнимательность, лично избавив сестру от страданий. Он отправился к каменному пляжу, наверное, полдня выбирая самый красивый и круглый булыжник, с которым вернулся к телу, мирно лежавшему на песке.
Акил в последний раз вгляделся в лицо девочки: стройная фигура, большие светлые глаза, тонкие мягкие брови, аккуратные маленькие губы, ровный нос, небольшие ямочки на щеках и аккуратная слегка выступающая к острому подбородку челюсть. Она выросла бы настоящей красавицей.
Медленно и нежнее чем когда-либо он заплёл так любимую девочкой косичку и, снова заплакав, приготовился сделать то, что должен, напоследок вложив в неподвижные руки камушек.
– Блестяшка для тебя, сестричка.
Мальчик уже собирался зажать нос Сандры, когда её глаза открылись.
Счастье оказалось предательски недолгим. В щенячьем восторге Акил не заметил с каким непониманием девочка смотрела на него. А затем на деревню, дом, родителей и даже на собственное тело. С не меньшим удивлением она реагировала на все попытки заговорить с ней и даже не откликалась на своё имя. При этом, с лица Сандры не спадало странно чуждое выражение опасливости: не привычно милое или переполненное детским страхом, а скорее недоверчиво животное.
Впрочем, даже так мать столь сильно растрогалась, что устроила небольшой праздник, накрыв на стол припасы, отложенные для своих именин. Запах еды всё же смог избавить Сандру от чувства опасности и хоть немного расслабить. Кое-как усадив девочку за стол, Акил позволил спасть грузу вины и ощутил, насколько легче стало дышать.
Он с улыбкой встретил многозначительный взгляд отца, когда сестра уронила ложку в четвёртый раз подряд, и без колебаний кивнул. Как и все за столом он понял, что Сандра, похоже, потеряла память и снова обрела недуг из детства. И Акил уже знал, что это поправимо. Он снова воспитает сестрёнку.
Сказать оказалось легче, чем сделать. Хотя в этот раз его и освободили от части работы, Сандра явно не стала умнее после удара головой о камень и соображала гораздо медленнее. Кроме того, она забыла речь, вынуждая почти всё объяснять жестами, которые ещё и через раз не запоминала. Но не со зла. Девочка искренне старалась думать, зажмуриваясь и пытаясь собрать мысли. Иногда её глаза даже прояснялись, но почти всегда за этим следовал всплеск боли, пробегавший по её лицу и сопровождаемый жалобным писком.
